Так утешительных мало
Только одна и мила:
"Если бы молодость знала,
Если бы старость могла!"
1915
17.
* * *
...Как бы обмануто собой
Утра зловещее начало:
Так этот страшный мне примчало?
Какою дикою судьбой
Мрак этот страшный мне примчало?
И на звенящие весы
Восходит полдень мерным кругом
А ты подумаешь с испугом:
Вторую полночь бьют часы...
1915
18.
* * *
Распался в прах перед огнем
И тем упорней остываю,
Тем с каждым годом, с каждым днем
Всё миротворней забываю.
И только, сердце, помнишь ты
В том вешнем небе, в синей буре
Неомраченные цветы,
Стократ бездоннее лазури.
1916
19.
* * *
Ты замечал, как в вечер строгий,
Прощальной ласкою Харит,
Горючий камень при дороге
Огнями красными горит?
Так мне былое возвращает
Неповторимые черты,
Так память искренней мечты
Меня всё чаще посещает.
1916
IV
20.
* * *
"...Мы живем торжественно и трудно"
Живу томительно и трудно,
И устаю, и пью вино.
Но, волей грозной, волей чудной
Люблю - сурово и давно.
И мнится мне, - что, однодумный,
В подстерегающую тень
Я унесу - июльский день
И память женщины безумной.
1916
ДОПОЛНЕНИЯ
21.
* * *
Кровавость губ, накрашенных кармином,
Какой pedant к напудренности щек!
В кадансе слов - ритмический смычок,
Соблазны ног - под пышным кринолином.
Глаза горят в менисках темных арок,
И строгих плеч так серебрист отлив,
Но - вырез груди слишком прихотлив,
И пьяный зной улыбки слишком ярок.
Изыскан тонкий запах Rose d'Orsay;
В изгибе бедр живет античный мрамор...
Зеркал эпиграфический музей
И над альковом надпись: "Vincit Amor".
22.
ВЕЧЕРНЕЕ
...И когда вечерние тени
Совсем золотыми станут
Неужели мои сирени
В бокале завянут?
За любовью всегда печали,
Уходящий отмечен следом...
Для тебя ли они дышали
Взволнованным бредом?
Весна 1913. Петербург
23.
* * *
"И дал мне три гвоздики,
Не поднимая глаз..."
Ужель "не поднимая глаз"?
Уж он и глаз поднять не смеет!
На этой строчке каждый раз
Душа покойно вечереет.
Какая солнечная грусть,
Какая буря в мире малом!
И, улыбаясь, наизусть
Твержу об этом даре алом;
Я чудо милое сберег
Среди иных воспоминаний,
Как ты засушивал цветок
В угрюмых томах без названий.
24.
* * *
Я думал: всё осталось сзади
Круги бессмысленных планет,
Страницы порванных тетрадей,
Я верил: будущего нет.
Так я темно и слепо верил,
Так обручил себя судьбе,
Сказал обет и запер двери,
А ключ, Господь, вручил Тебе.
Ты видел все мои года
За Книгою о Беспредельном,
Все ночи страшного труда,
Все слезы о труде бесцельном.
Господь, Ты знаешь, сколько раз
В моих дверях томился кто-то,
Я верил: не придет Суббота,
И не отвел от книги глаз.
Так верил. Но она пришла,
И было это так: весь вечер
Над Иовом я теплил свечи
И пел священные слова.
И вдруг забыл последний стих,
И вот упал в крови и в поте,
Вот в криках бился, вот жених,
Жених во сретенье Субботе!..
Безумие поет, звеня
Неистовыми голосами.
Теперь конец. Убей меня
Неумолимыми глазами.
1 января 1914.
Петербург
25.
ТРИОЛЕТЫ
I
Михаиле Леонидыч, где ты?
Ко мне твой Гуми пристает.
Он не пустил меня в поэты
(Михаиле Леонидыч, где ты?),
Он посадил меня в эстеты,
Еще и снобом назовет!
Михаиле Леонидыч, где ты?
Ко мне твой Гуми пристает!
II
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Своей фортеции не сдам.
Так ты решил, что это - шутки?
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Теоретической погудке
Найдется вторить Мандельштам.
Нет, Николай Степаныч, дудки!
Своей фортеции не сдам.
III
Меня Сергей Маковский любит,
Готовый даже на аванс!
Пускай Гум-гум, что хочет, трубит,
Меня Сергей Маковский любит,
Венец надежд во мне голубит,
И жизнь моя - сплошной роман-с!
Меня Сергей Маковский любит,
Готовый даже на аванс!
IV
О чем же думать, в самом деле?
Живу просторно и тепло,
Имею стол, и сплю в постели,
О чем же думать, в самом деле?
А если солнце мыши съели
И с электричеством светло!
О чем же думать, в самом деле?
Живу просторно и тепло.
26.
* * *
Уста Любви истомлены,
Истончены ее уборы,
Ее безвинной пелены
Коснулись хищные и воры.
И больно видеть, что она
В пирах ликующего света
Глухим вином напоена
И ветхой ризою одета.
Поет и тлеет злая плоть.
Но знаю верой необманной:
