– Надеюсь, их скоро пришлют, но, думаю, мисс Райленд из тех, кто не станет возражать, если мы ее о них спросим.
Грейс глянула на почти посиневшую от холода подругу.
– Тебе нужно натянуть два джемпера или по крайней мере жилет. У тебя нет такого? Если нет, я дам тебе свой, когда пойдем на обед.
Грейс слишком хорошо помнила, каково это – не иметь достаточно теплой одежды. Сестра была ужасно скупой и жалела каждый пенни, потраченный на маленькую девочку, которую по причине, известной только ей, поклялась растить и воспитывать.
– У меня был прекрасный жилет, – пробормотала Олив, чихая. – Мама советовала взять его с собой и носить поверх джемпера, но я больше не ребенок.
– Нет, ты молодая женщина, которая простудилась. Кстати, у нас урок скоро. Сможешь согреться и надеть поверх одежды все, что найдешь, до того, как пошлют ухаживать за овцами. Пойдем.
Они поспешили в главное здание, где, как они уже знали, шла интересная лекция по земледелию. Но им не позволили войти. Лектор долго орал на них за то, что посмели явиться в таких грязных сапогах.
– Никто не научил вас смывать грязь перед тем, как войти в здание?
– Мы все вымыли, – начала Грейс, но ей не дали возможности объяснить, что грязь налипла на резиновые сапоги по пути в аудиторию.
– Никогда не пытайтесь оправдаться и выжать слезу. Убирайтесь и приведите себя в порядок.
Они попятились так быстро и грациозно, как только могли. Смыли грязь и снова вошли. Бетти Гуд уже ждала их. Круглое розовое лицо было встревоженным.
– Вы пропустили первую половину лекции, но я дам вам конспект. Просто потрясающая информация! Вы позавтракали?
– Да, спасибо, Бетти, – кивнула Грейс. Олив громко чихнула.
Обе девушки обеспокоенно переглянулись поверх головы Бетти, и Грейс тут же приняла решение, основанное на не оставлявшем ее воспоминании о собственных одиночестве и неустроенности. Дело было не только в том, что Олив непрерывно чихала, но еще и в том, что ее трясло в ознобе, хотя в вестибюле было довольно тепло.
– Я отведу ее к мисс Райленд. Если меня вызовут, скажи, что приду как можно скорее.
Олив слабо запротестовала.
– Проведешь остаток дня в постели с бутылкой горячей воды, и все как рукой снимет, – улыбнулась Грейс.
«Я делаю для Олив то же самое, что Роуз, Дейзи и Салли всегда делали для меня».
Это было прекрасное чувство, и она вспомнила, что так и не написала подругам.
«Они не Меган; они простят меня, потому что любят».
Она проводила Олив в общежитие и постучалась в кабинет мисс Райленд. Заведующая подняла глаза от бумаг, которые читала, и явно растерялась при виде растрепанных и измученных девушек.
– Почему вы не на лекции?
В обычно спокойном и дружелюбном голосе звенели льдинки.
Олив чихнула несколько раз подряд, почти заглушив объяснения Грейс.
– Олив нездорова, мисс Райленд. Она все утро чихает, и ее бьет озноб. Так что я подумала, будет лучше привести ее назад и уложить в постель на целый день.
Хорошо очерченные и зверски выщипанные брови мисс Райленд взлетели к самой линии волос. Почти вскочив, она сначала обвела глазами комнату, а потом девушек. Олив повесила голову. Но Грейс, хоть и напуганная так же, как в детстве, под строгим взглядом сестры, стояла на своем.
– Кто, мисс Патерсон, дал вам власть решать, кому давать выходной, а кому не давать?
– Она не берет выходной. Думаю, Олив больна.
– Так вы доктор! Какая я глупая! Считала вас трудармейкой[2]. Вы же знаете, что идет война, и брать выходной без разрешения… кстати, вы попросили у лектора разрешения уйти?
Олив заплакала. Ее трясло, но она все бормотала:
– Прошу вас… это я виновата. Не Грейс. Я не надела жилет.
Последовало потрясенное молчание, прерванное подругой.
– Виновата не она. Олив слишком больна, чтобы принять разумное решение, и не думаю, что мистер Черчилл захочет, чтобы она…
Договорить Грейс не успела.
Мисс Райленд смотрела на нее с таким видом, словно глазам не верила… и ушам тоже.
– Довольно, наглая девчонка! Как вы смеете считать себя вправе решать, чего захочет или не захочет мистер Черчилл!
Она повернулась к Олив.
– Что же до вас… Тернер, – немедленно вернитесь в аудиторию.
