– В воскресенье ты пропустил поистине настоящую бойню, – сердито доложил ему Люк. – Пара мальчишек из Техаса заработала максимум очков. И хорошие деньги в придачу.
– Сколько? – У Денни засосало под ложечкой.
Люк назвал сумму, и Денни присвистнул и выругался.
– Нельзя победить, не появляясь на скачках, – заметил ему Люк.
– Ты же знаешь, я туда не собирался.
– Собираешься пропустить и Ларами тоже? Если да, скажи мне об этом прямо.
– Нет, – ответил Денни, натягивая последний кусок колючей проволоки. Даже под толстыми кожаными перчатками его руки казались голыми, как шкура теленка после клеймения. – Однако теперь, раз ты весь издергался, как мама-телка, и приехал за мной, я сэкономлю время.
Люк приехал из Вайоминга и уже было собирался уехать обратно, совершенно не думая ни экономить кому-либо время, ни задерживаться на своем пути. Он швырнул свою пыльную черную шляпу на сиденье рядом с собой, выключил двигатель грузовика и выбрался из машины.
– Будь ты проклят, Синклер. – Он позволил Денни, измазанному, потному, в грязных перчатках, крепко обнять себя и, отступив назад, усмехнулся. – Как поживает этот парнишка со сломанной рукой?
– Отлично. – Собрав свой инструмент, Денни придирчиво оглядел новую секцию изгороди, удостоверился, что она достаточно прочная, и сел в грузовик. – Поехали, посмотрим, что припасено у мамы, может, найдем кусок яблочного пирога и вчерашнюю ветчину.
– Ты собираешься в Ларами?
– Да, черт побери!
Они ехали к дому в тишине, нарушаемой только звуками отдаленных раскатов грома, стуком двигателя пикапа и приветственного ржания Кемосабе на пастбище.
– Будь я проклят, – Люк снова напялил свою шляпу, – этот парень еще жиреет на травке? Бережет свои сухожилия для будущего сезона?
Денни с усмешкой взглянул в сторону лошади.
– Сабе пошел на поправку, и я начинаю подумывать, не отправить ли его снова на работу в ближайшее время.
Поставив грузовик в тень клена у заднего крыльца, мужчины, болтая, смеясь и по очереди шлепая друг друга по плечам и по спине, неторопливо поднялись по ступенькам в бело-голубую кухню ранчо, и Люк замер на пороге.
– Чем это так пахнет?
– Не навозом, – заверил его Денни.
Раскрасневшаяся у плиты, босая, в клетчатой блузке и джинсах, непреднамеренно подчеркивавших ее красивые, по-молодому стройные бедра, Мег нагнулась к духовке, вытащила противень с пирогом и поставила его на мраморную подставку остывать на рабочем столе.
– Мама, оторвись от плиты, у нас гость. Познакомься с моим партнером Люком Хастингсом.
Мег выпрямилась и обернулась, а Люк стянул с головы свой черный стетсон и откинул с глаз темно-русые волосы, при этом стало видно, как у него внезапно покраснел затылок.
– Доброе утро, мадам. Я столько слышал о ваших пирогах, что решил сам взглянуть на них.
– Ну, пирог существует не только для того, чтобы на него смотреть. – Она кивнула на кухонный стол, еще засыпанный мукой. – Добро пожаловать, Люк, садитесь. И ты, Денни, садись, я отрежу вам по кусочку.
– Или по три, – подсказал Денни, вытирая стол.
Последний ее пирог с черникой еще не остыл, поэтому Мег отрезала каждому из них по большущему куску испеченного вчера вечером пирога с клубникой и ревенем; Денни его не очень любил, но Люк, очевидно, был непривередлив и набросился на свою порцию со всем энтузиазмом человека, многие годы не знавшего домашней еды. За десять дней Денни забыл, что сам когда-то был так же голоден, а сейчас он чувствовал, что здорово располнел, и это явилось еще одной причиной, по которой он взялся ремонтировать изгородь.
Мег к ним не присоединилась, а принялась скрести миску из нержавеющей стали, которая служила ей для замешивания теста, очищать мерные ложки и полукруглую кондитерскую лопатку, которой рубила жир, добавляемый в муку, и, проверив по очереди все предметы, тихо выругалась и взялась перемывать все еще раз.
– Мама, сядь.
Она повернулась и пригвоздила Люка тем строгим взглядом, которым смотрела на Денни, когда он был мальчишкой, считая, очевидно, приятеля сына источником всех неприятностей.
– Полагаю, это означает, что вы оба скоро уедете.
