А осетр — валюта. Он, как песец среди здешних мехов, как золото среди прочих ископаемых богатств земли.
Новый порт расположен на левом берегу Обской губы, почти против впадения Тазовской.
Мы бросили якорь километрах в пяти-шести от берега и хотя глядели с высоты грузов, как с колокольни, однако едва-едва различали постройки. Приземистые и серенькие, они чуть приметно выделялись на низком берегу. Впечатление получалось довольно жалкое. Словно их затопило необозримым наводнением и они терпят бедствие. Вверху серое небо с серо-свинцовыми тучами, внизу — серые мутные волны с гребешками грязной пены. Казалось, дунет ветер посильней — и вся эта хмурая серая масса сомкнется, поглотит хибарки, покатится через плоскую низкую отмель… Неказист и непрочен Новый порт по виду с рейда.
При более близком знакомстве это, конечно, не так. Начать с того, что затопление ему абсолютно не угрожает: за 10 лет существования наводнения не было.
Новый порт основан в 1932 году в связи с возникновением идеи карских экспедиций. Сначала здесь была устроена только радиостанция „Убекосибири“, затем мало-помалу организовались: фактория Госторга, метеорологическая станция, отделение Рыбтреста, артель рыбных промыслов, амбулатория и т. д.
Операции товарообмена карских экспедиций с иностранцами сосредоточились в Новом порту. Сюда приходили заграничные суда, сдавали привезенный товар и забирали наш экспорт. К сожалению, на Обской губе вообще нет места для удобного глубокого порта. Все разгрузо-погрузки производились на рейде с борта на борт. Это создавало массу затруднений и неудобств. Когда в 1929 году открылся глубоко-фарватерный порт в Игарке на Енисее, туда, естественно, перебросились все операции ввоза и вывоза Северного морского пути. В Игарке океанские пароходы-грузовики причаливают непосредственно к береговым пристаням. Конкурировать Новый порт не может.
Что же касается районного значения Нового порта, то оно растет с каждым днем и будет расти в тесной связи с освоением края и с развитием промыслов.
В прошлом году здесь организован районный центр — Ямальский. Уже нынешней зимой 1932 года создан первый тузсовет на этом полуострове. Это крупный шаг вперед в деле освоения. Трудности и препятствия, с какими удалось сбить кочевые чумы ненцев в тузсовет, показывают, насколько важна и ответственна работа, предстоящая Ново-портовскому району. Именно отсюда протянутся нити советской государственности в нетронутую пустыню Ямала и Гыдоямы.
Но первое наше впечатление об этом порте было, повторяю, неважное. Разыгрывался ветер, выше и выше хлестала волна. Напуганные рассказами о здешних штормах, пассажиры с тревогой разглядывали берег. „Микоян“ оставил лихтер на якоре и ушел с остальным караваном барж и ботов в Таз. Когда он скрылся и мы очутились в одиночестве, волны стали словно б еще выше, еще неукротимей заколотили в борта. Без самоуверенного, внушительно поревывающего „Микояна“, лихтер казался беспомощным и брошенным на произвол судьбы…
А далеко-далеко посреди воды торчит какая-то пустяковина, для чего торчит — неизвестно. Ни помощи от нее в случае чего, ни успокоения смятенным пассажирским душам. Того гляди, сама захлебнется в воде.
Так и увел нас „Микоян“ дальше в необозримый простор воды с воспоминанием о Новом порте, как о чем-то маленьком, сереньком, жалком.
ПОСЛЕДНИЕ МИЛИ И ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
От Нового порта шли по Обской губе, как по океану. Насколько хватает бинокль Цейса — вода и вода. Цвет и вид ее своеобразен. Не мутная, но и не та морская голубовато-прозрачная, точно слегка подернутая, синевой чистоты. Какая-то тусклая вода, напоминающая плохое бутылочное стекло, сквозь которое ничего не разглядишь.
Без отдыха плещется необозримое пространство и плюется пенистыми брызгами волн. Неутомимость ветра изумительная. То справа, то слева, то вдруг забежит вперед и, надув щеки, злобно свистит навстречу. Словно сердится, что мы вторглись в принадлежащие ему одному владения. В щелисто-громоздких сооружениях на верхней палубе гудит и воет, как в печной трубе.
Но наш „Северопуть“ огромен и здорово загружен. Он прочно устойчив уж одной своей колоссальной тяжестью. Волны плещут до верхней бортовой обшивки, брызги обдают бак и якорный шпиль, а раскачать тысячетонную махину не в состоянии. И мы идем почти без качки, лишь со слабыми ее признаками.
