Поля крови. Религия и история насилия - страница 100
К правлению Харуна аль-Рашида (786–809 гг.) преображение исламской империи из арабской монархии в персидскую состоялось. Халифа считали «тенью Бога» на земле, и его мусульманские подданные – некогда склонявшиеся лишь перед Богом – падали ниц перед ним. Возле правителя постоянно находился палач, что символизировало власть халифа казнить и миловать. Рутинные задачи управления халиф препоручал визирю, а сам выступал в роли высшего судьи, который не принадлежит ни к каким группировкам и не участвует в политических интригах. У него имелись две главные обязанности: вести пятничные молитвы и предводительствовать армией в битве. Последнее было в новинку, ибо Омейяды никогда лично в битвах не участвовали. Харун аль-Рашид стал первым автократическим гази-халифом{914}.
Аббасиды отказались от мысли завоевать Константинополь, но каждый год Харун осуществлял набеги на византийцев, чтобы показать свою верность защите ислама. Византийский император отвечал небольшими ударами, а дворцовые поэты славили Харуна за редкостное рвение. Они отмечали, что Харун рискует добровольно, хотя делать этого не обязан: «Ты мог бы, если бы хотел, удалиться в приятное место, а остальные бы несли тяготы вместо тебя»{915}. Харун сознательно вызывал в памяти людей золотой век, когда все здоровые мужчины сопровождали Пророка в битве. Однако при всем своем славном фасаде империя уже испытывала экономические и военные трудности{916}. Профессиональная армия Аббасидов требовала больших денежных затрат, да и людей не хватало. Между тем нужно было защищать границу от византийцев. Поэтому Харун обратился к обычным гражданам: не найдутся ли добровольцы, которые, подобно ему, возьмут в руки оружие.
Все чаще мусульмане, жившие возле границы, воспринимали рубежи символически: исламское царство нуждается в защите от враждебного мира. Раньше некоторые ученые (улема) возражали против монополии Омейядов на джихад: мол, она противоречит стихам Корана и хадисам, которые делают джихад всеобщим долгом{917}. И когда Омейяды осаждали Константинополь (717–718 гг.), улема, собиратели хадисов, аскеты и чтецы Корана собрались на границе поддерживать войско молитвами. Затея, что и говорить, благочестивая, но, быть может, их влекли и упоение, и ярость битвы. А теперь по примеру Харуна аль-Рашида они стекались в еще большем числе не только к сирийско-византийской границе, но и к границам с Центральной Азией, Северной Африкой и Испанией. Некоторые ученые и аскеты участвовали в битвах и помогали в гарнизонных делах, но большей частью помощь была духовной: молитва, пост, учение. Добровольное служение (татавва) обрело большую значимость в исламе (и снова активизировалось в наши дни).
В VIII в. некоторые из этих «боевых ученых» взялись разрабатывать особую концепцию джихада. Абу Исхак аль-Фазари (ум. 802 г.) полагал, что подражает Пророку в своих штудиях и войнах; Ибрахим ибн Адхам (ум. 778 г.), который изнурял себя постами и ночными бдениями на границе, уверял, что более совершенной формы ислама не существует; Абдулла ибн Мубарак (ум. 797 г.) соглашался и говорил, что самоотдача первых мусульманских воинов была великой скрепой для первоначальной уммы. Джихадистам не требуется дозволение государства: они вольны действовать, нравится это властям и профессиональным военным или не нравится. Однако эти благочестивые добровольцы не могли решить проблему кадров, поэтому в итоге халиф Аль-Мутасим (833–842 гг.) создал личную армию, набрав ее из тюркских рабов. Каждый мамлюк (раб) обратился в ислам, и поскольку Коран запрещает держать в рабстве мусульман, дети таких людей рождались свободными. Эта политика была отнюдь не лишена противоречий, но мамлюки стали привилегированной кастой, а в довольно скором будущем обрели власть над империей.
