— Но почему? — Полундра нетерпеливо сжал в руке телефонную трубку. — Можешь ты объяснить, что случилось?
— Не сейчас, потом, Сережа, пожалуйста! — В ее голосе послышались умоляющие нотки.
— Когда потом?
— Завтра… Да, завтра я тебе сама перезвоню…
— Но послушай!..
— Сережа, пожалуйста! Извини, мне надо бежать…
В трубке послышались короткие гудки.
— Чертовщина какая-то! — пробормотал Полундра, проводя себе рукой по лбу.
Медленно положив трубку обратно на рычаги, морской офицер обернулся и только тут заметил, что мать стоит позади него и внимательно смотрит на своего сына.
— Может быть, хоть ты объяснишь мне, что происходит? — спросил у нее Полундра. — Я два месяца болтался в море, дома не был, а она в первый же вечер — не может…
Мать ничего не ответила и смущенно отвела глаза в сторону.
— На наше судно, когда мы возвращались, кто—то радиограмму послал, — продолжал Полундра. — Сообщали открытым текстом, что моя Наташка в мое отсутствие здесь кое с кем ходит…
Тут мать подняла глаза и испуганно уставилась на своего сына. Однако не сказала ни слова.
— Ты что-то знаешь про это? — подходя ближе к матери, спросил Полундра. — Это что, правда? С кем она ходит?
Мать растерялась, открыла было рот, хотела что-то сказать, но в этот момент зазвонили во входную дверь.
— Я открою, сынок, — поспешно проговорила она и скрылась в прихожей.
Полундра небрежно прислонился к косяку двери, чувствуя, как против воли сердце в груди его забилось тревожно. Он слышал, как щелкнул, открываясь, замок входной двери, как юношеский голос бодро, по-военному, заявил:
— У меня сообщение лично старшему лейтенанту Павлову!
Тогда Полундра направился в прихожую.
Стоявший у порога молодой матрос — вестовой штаба дивизиона — при виде Полундры вытянулся, отдал честь, протянул запечатанный конверт.
— Товарищ старший лейтенант, вам пакет.
Старлей тут же вскрыл его, прочитал письменное распоряжение, расписался, поставил время и вернул вестовому. — Прости, мама, меня срочно вызывают в штаб дивизиона.
Мать, испуганно глядя на вошедшего матроса, пробормотала вполголоса:
— Вот как: ни одного вечера не дадут дома посидеть. Только что из похода вернулся, и снова в штаб…
Полундра молча стал натягивать китель. Служба для него была прежде всего.
Электрический чайник, закипев, засвистел тихо и уныло. Отставной капитан-лейтенант Александр Назаров с трудом поднялся со стула, опираясь на палочку, подошел к столу, дрожащими руками выдернул шнур из розетки. Стал наливать кипяток в фарфоровую кружку, куда уже были положены пакетик с заваркой и сахар. После этого старик снова тяжело уселся на стул, рядом с дымящимся стаканом чая, и стал ждать, пока тот заварится, машинально глядя на стену прямо перед собой.
Там, у стены, стоял небольшой секретер. А на нем находился искусно изготовленный макет подводной лодки. Со знанием дела были скопированы сигарообразный корпус, рубка, перископ, вся палубная архитектура воспроизведена со скрупулезной точностью человека, знакомого с конструкцией подводного крейсера не понаслышке. На борту макета белой краской была выведена надпись: «К-31». За макетом, прислоненная к стене, находилась фотография — копия той, что висела на стене в доме Полундры. Так же торжественно замер на палубе субмарины весь ее экипаж во главе с командиром Андреем Павловым. Так же блестела обрамленная траурной каймой надпись «Памяти экипажа ПЛ К-31». Только фамилии каплея Назарова в списке погибших не было. И сторонний наблюдатель только с очень большим трудом узнал бы в худеньком, вытянувшемся по стойке смирно на палубе лодки лейтенанте нынешнего обрюзгшего старика с распухшим от тяжелой болезни телом.
* * *
Внезапный взрыв пророкотал глухо, гулко, но отменно зловеще. Подводная лодка содрогнулась всем своим могучим телом, ее сильно качнуло в сторону, на мгновение свет, тускло озарявший отсеки, погас, а зажегшись вновь, высветил животный ужас на лицах замерших на своих постах членов команды.
Находившийся во время взрыва в четвертом отсеке каплей Назаров вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за какую-то подвернувшуюся под руку трубу. В следующий момент он почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног и лодка стремительно кренится назад, образуя дифферент на корму. И в тот же миг до слуха его дошел самый страшный из звуков, которые когда-либо приходится слышать подводнику: звук тихо булькающей, журчащей воды.