— И не брал оружия, кроме этого ножа?
— Мой брат прав.
— На то должны быть очень веские причины!
— Я поклялся, что пойду с одним ножом.
— Почему?
— Потому что команчи тоже были безоружны, только с ножами, и шли пешком.
— Команчи? Где они были?
— У горы, недалеко от наших старых пастбищ в Дакоте.
— Команчи так далеко на севере?! Странно…
Голос Олд Шеттерхэнда выражал сомнение. Индеец взглянул на него почти с иронией и произнес:
— Шеттерхэнд не знает, что каждый индейский воин один раз в жизни должен отправиться в Дакоту за священной глиной15 для трубки мира?
— Не каждый должен это делать, и не каждый делает.
— Но команчи пошли туда. Они натолкнулись на нас, меня и моего брата. Его они закололи ножами, а мне удалось бежать. После этого я дал клятву и теперь без коня, с одним ножом иду по их следу. Юварува не успокоится, пока не отомстит!
— Ты напоминаешь мне о священных обычаях и, стало быть, должен знать, что на пути к этим каменоломням никто не имеет право совершать убийства!
— Но команчи напали на нас!
— Хм! Что это за странный обет?! Без лошади и с одним ножом! Как же ты охотился, чем добывал еду?
— Разве я должен об этом рассказывать? — надменно спросил индеец, уверенный, что окончательно сбил с толку Олд Шеттерхэнда.
— Нет, — спокойно ответил тот, — но не могу понять, как можно в такую даль отправляться без коня…
— Я дал клятву и сдержу ее! — оборвал индеец.
— Ну нет! Даже если ты и давал ее, то уже нарушил!
— Докажи!
— Сегодня ты сидел в седле.
— Уфф!
— Во время дождя.
— Уфф! — повторно вырвалось из груди индейца, уличенного в обмане.
Теперь в его голосе звучало больше страха, чем упрямства. Он вскочил, застыв в воинственной позе перед охотником. А тот, резко наклонившись, как ни в чем не бывало быстро пробежал обеими руками по леггинам индейца.
— Твои штаны снаружи мокрые, а внутренняя сторона их совершенно сухая. Сухими во время ливня они могли остаться, только если человек ехал верхом!
Опровергнуть такой бесспорный довод индеец был не готов, однако его хитрость быстро позволила ему оправдаться:
— Даже ребенок знает, что внутренняя часть штанов и намокает меньше, и сохнет быстрее. Олд Шеттерхэнду надо еще многому поучиться!
Это уже граничило с наглостью, но охотник, казалось, пропустил слова краснокожего мимо ушей. В разговоре с индейцем он пользовался английским, который дикарь знал довольно сносно. Теперь же Олд Шеттерхэнд задал вопрос на языке апсарока, но не получил ответа. Спросил снова — опять молчание. В итоге он опустил тяжелую ладонь на плечо индейца и спросил по-английски:
— Почему не отвечаешь? Или ты не знаешь наречий родного племени?
— Я поклялся не говорить ни с кем на родном языке, пока смерть брата не будет отомщена! — повысил голос мнимый апсарока.
— Не перестаю я удивляться твоей клятве, такой странной и удивительной! А еще более удивительна твоя глупость, с которой ты вообразил, что обвел меня вокруг пальца. Твой акцент как раз и выдает тебя! Я прекрасно знаю, как разговаривают по-английски воины разных племен. Ты не из племени апсарока, ты — команч! Найди в себе мужество признаться в этом!
— Ты хочешь сказать, что я обманщик? Таков у белых обычай — оскорблять краснокожих гостей? Я ухожу!
Сказав это, индеец хотел направиться к дверям.
— Стой! — приказал Олд Шеттерхэнд, снова схватив его за плечо.
В то же мгновение в руке индейца сверкнул нож.
— Кто остановит меня? — злобно усмехнулся он. — Любому, кто встанет у меня на пути, я воткну клинок в сердце!
Олд Шеттерхэнд еще сильнее сжал плечо краснокожему левой рукой, а резким ударом правой выбил оружие.
— Не торопись! Погоди, пока вернется Виннету, тогда и решим, уйдешь ты идти или нет. Сядь на место! При попытке бежать получишь пулю!
Охотник оттолкнул краснокожего от себя. Тот оступился и загремел на дощатый пол, но тут же вскочил, готовый, как пантера, ринуться на противника, однако в последний момент передумал и медленно опустился на корточки у огня.
Белый охотник тем временем занял свое место и вернулся к трапезе, предварительно положив рядом на стол револьвер — единственный на Западе метод убеждения.