— Да так, просто в каком-то сканворде слово незнакомое попалось, — соврала Самсут.
— Вот, на идиотские сканворды у нее время есть!.. Всё, вставай, одевайся, а то, не дай бог, опоздаем. А опаздывать никак нельзя, неприлично: сам католикос всех армян в Питер приехал!
Однако эти слова, против всякого ожидания подруги, произвели на Самсут мало впечатления.
— Да, это, наверное, и вправду весьма важное событие, но…
— Никаких «но». Собирайся и пошли…
— Я же тебе сказала — у меня сегодня важное дело.
— Ну и дурная же ты девка! — похоже, не на шутку разозлилась подруга.
— Карина, не сердись, я и в самом деле понимаю, какое это важное событие, и поздравляю. Но все-таки я-то там зачем?
— Да как ты не понимаешь?! Я ведь не ради твоего поздравления к тебе приехала через весь город и в такую жару. Ты должна пойти, просто обязана!
— Зачем?
— Что значит «зачем»? Все наши соберутся.
— Какие наши?
— Ты что, вправду не понимаешь? Все здешние армяне, спюрк.
Самсут искренне рассмеялась.
— Какой такой спюрк? Ай, брось, Каринэ-джан, — продолжая смеяться, проговорила она с деланым южным акцентом. — Какие мы армяне? У тебя вообще неизвестно сколько этой крови, хоть на вид ты прямо из Еревана, а у меня только отец — да и тот полукровка…
— А кто же ты? — вдруг задорно вскинулась Карина, прожигая Самсут своими черными птичьими глазами. — Уж не русская ли?
— Кто его знает? Квартеронка. — Самсут перестала смеяться и задумалась.
Она, вообще, несмотря на свою неторопливость, умела очень быстро переходить от одного настроения к другому.
— Я и сама порой не пойму. Не русская, не армянка, а просто… человек. Живу в Петербурге…
— Еще скажи, новая общность — советский народ! Так это давно проехали, Самсут!
— А чем советский народ был так уж плох?
— Был бы не плох, враз бы не сдох. Все, забудь ты о нем. Пора свое самосознание национальное пробуждать. Да ты только посмотри на себя со стороны!.. Ай, да что с тобой разговаривать! — неожиданно вдруг сбавила обороты Карина. Она посмотрела на прислонившуюся к стене и скрестившую на груди руки подругу и уже не так громко выложила свой последний козырь. — А вот ты тут в своем покое совсем плесенью зарастешь. Слушай, последний раз тебе говорю, там знаешь сколько будет мужиков приличных…
— Ну, вот что, хватит!.. — Самсут оторвалась от стены, явно давая понять, что теперь разговор действительно закончен.
— Конечно, как всегда, этим все и кончается! Только попомни мои слова: совсем ты тут зачахнешь, сидя в своем углу, так и останешься до конца дней одна-одинешенька…
— Это тебя не касается…
— Как не касается?! А кого же это касается?!
— Знаешь, иди на свой праздник, да побыстрей, — стала уже откровенно выталкивать подругу Самсут.
— Уйду-уйду, в жизни больше не буду тебя уговаривать. Занимайся своими выдуманными делами! Помирай тут одна от тоски!
— Да хоть бы язык у тебя отсох! — в сердцах крикнула ей Самсут и с грохотом захлопнула за подругой входную дверь…
С лестницы еще доносились какие-то причитания, все менее различимые по мере того, как удалялся торопливый стук каблуков, а Самсут по-прежнему стояла у двери, словно ждала чего-то. Но вот хлопнуло и в парадном, и ждать стало совсем нечего. «Ну вот! Снова поссорились на ровном месте! И снова из-за армян!.. А может, и приезд в Петербург католикоса — тоже Знак?! Нет уж, дудки! Хватит! В конце концов, надо действительно заняться делами!» Прикрываясь «неотложным делом», Самсут если и слукавила, то не до конца. В ее ближайших планах действительно значился один весьма неприятный пунктик. Но против него обязательно требовалось поставить галочку. А поскольку настроение сейчас было испорчено окончательно, Самсут решила поехать и прямо сейчас избавиться от этой висящей и давящей неприятности, единственным положительным моментом в которой оказывалось то, что была она, если можно так выразиться, разовая. То есть с нею можно было покончить одним ударом раз и навсегда, как с больным зубом…
* * *
Школа встретила Самсут прохладой и непривычной пустотой. Проходя по коридору, она посмотрела в выходящее во двор окно, за которым разлапистыми кленовыми коронами буйно цвело лето. «Интересно, как выглядит лето в Шотландии?» — неожиданно мелькнуло у нее в голове, и Самсут невольно поморщилась. Напоминание о провалившейся поездке на родину Бернса окончательно испортило настроение: надо же, в кои веки возникла, наконец, возможность съездить за границу, как вдруг всё рухнуло из-за какой-то одной бумажки! Самсут всегда считала, что в загранпаспорте могут отказать только людям с темным прошлым или некогда работавшим с какими-нибудь секретными документами блаженной памяти первого отдела. А она, что называется, всю жизнь на виду: школа, «герцовник», опять школа… Нет, никаких видимых причин для отказа она решительно не видела. С иностранцами никогда не знакомилась, наркотики не употребляла, родственников за границей не имела… даже в плену никаком не была, до третьего колена! Просто какое-то унизительное невезение!
