Ралль честно отсидел под широким «маниным» шлемом, пока Янис, не любивший терять в дороге время, вставлял в очки детективную ленту, а Иечка Стукман, наскоро осенив щеки струйкой электропудры, под укоризненным Ритиным взглядом перекрашивала глаза из рабочего серого цвета в какой-то немыслимо-сиреневый. Еще минут пятнадцать Ралль ждал, пока шеф Ростислав Сергеевич стаскивал душистый профессорский свитер и снова превращался в сокурсника Роську Соловьева. Торопливо зашнуровав гермески, Роська накачал пульсирующим газом многоцветный метровый мяч, сунулся под шлем:
— Постукаем?
В «маниных» недрах предупреждающе заурчало разрегулированное поле.
— Убери локаторы! — буркнул Ралль.
— Джеральд! Что за язык? — ужаснулась Маргарита, успевшая влезть в глухую даджболку. Продольные желтые полосы на ее литом теле натянулись так, что тронь — зазвенят. — Наждак жевал?
— Не я, «Маня»! — съязвил Ралль.
Ростик выразительно покрутил пальцем у виска. Не уточняя, к кому это относится, обнял вибрирующий мяч. И шагнул за окно.
Ралль понял, что больше сегодня не работать. Снял шлем. Раздвинул пошире стенные панели. Солнце ворвалось в лабораторию, ослепленная «Маня» притушила экраны, будто зажмурилась. В ногу ткнулся мышонок Мими, отчаянно пискнул, волчком закрутился на месте. «Маня» пожалела его, вернула в лабиринт.
Игра была в самом разгаре. Гуннар из соседней лаборатории рыбкой вилял между корпусами, закрывая собой от нападающих мяч.
— Привет, Джеральд! — крикнул он, пролетая мимо окна.
И пропал из виду — Ростик в этот миг свечкой взмыл с газона, выбил мяч, головой послал в узкую щель ворот.
— Банка! — пропела Маргарита, накидываясь на шефа.
Обе команды облепили «автора гола», в воздухе заклубилось нечто невообразимое, ощетинило перепутанные конечности. Желтые полосы' на даджбол-ках — цвета их лаборатории — едва не переплелись с серебряным пунктиром формы соперников.
И все же Ростик каким-то образом выскользнул из восторженных объятий подчиненных и неподчиненных коллег. Дрыгнув гермесками, шеф спланировал в лабораторию. Клубок тел распался. Демонстрируя повышенный уровень минус-эмоций, игроки разом ринулись вслед за шефом в окно. Дружные сокурсники Роська и Ралль аккуратно принимали их здесь за руки, за ноги, хорошенько встряхивали и выбрасывали обратно во двор.
— Братцы! Наших бьют! — заорал Эдик Слуцкий. Оттеснил Гуннара и ребром ладони ударил пульсирующий мяч в миг его полного сжатия.
Это был классный удар. Чемпионский. Крученый мяч, завывая, вывинтился в зенит и прянул оттуда в спину свесившегося наружу Ростика. Шеф оторопело перевалился через подоконник. По-лягушачьи разбросал конечности. И, поворачиваясь с боку на бок, то выгибаясь полубаранкой, то распрямляясь в желто-пламенное копье, спикировал к земле. Над клумбой конвульсивно дернулся, почесал одной ногой другую. И замер. Над недвижным телом застыла с жокейкой у глаз Маргарит. Шестнадцать бескрылых ангелов, вытянувшись скорбной процессией, зигзагами опадали на газон.
Ралль поморщился: пожалуй, на этот раз шеф переборщил. Вечно он что-нибудь выкинет. А остальные рады стараться: подхватят выдумку шефа, разовьют, наизнанку вывернут — в зависимости от настроения. Ну да что с них взять — идеальные отношения, примерный коллектив, отзывчивые сослуживцы!
Ралль не сразу заметил, что в желтом пластмассовом кубике с отпиленной гранью встревожился гибкий, украшенный кисточками на листьях кроваво-красный цветок: сгорбился, прикрыл пушистую головку — точь-в-точь крошечный человечек, оглушенный и поверженный болью, прикусил руку, чтобы не закричать. Внешне эриннии не походят на человека. Тем выразительнее в их передаче человеческие эмоции, низведенные до изначального, телесного смысла слова «отчаяние». Так в диспропорциях детского рисунка по дыму над трубой проволочного домика узнаешь настроение хозяина. Так художник одной только экспрессией позы передает обнаженный страх…
Ралль горько рассмеялся: эринния в пластмассовом кубике всегда попадает в его настроение. Слабое, чужое на Земле растеньице понимает людей лучше, чем они сами себя, чем друзья-психологи, для которых достаточный признак веселости — улыбка на устах… Ралль еще по инерции смеялся, но кожу на висках начинало стягивать, заломило скулы, пришла невнятная тоска…
