Польша в советском блоке: от «оттепели» к краху режима - страница 26
Следующий неожиданный эксцесс произошел на закрытом заседании первичной парторганизации варшавского отделения Союза польских литераторов в октябре 1963 г. Это заседание было посвящено итогам XIII пленума ЦК ПОРП, на котором Гомулка призвал партийные органы перейти в наступление на ревизионизм. На том же пленуме был выведен из состава Политбюро Р. Замбровский.
К этому времени варшавская парторганизация Союза польских литераторов была уже практически полностью очищена от разного рода «смутьянов» и «ревизионистов». Тем удивительнее был случившийся на ней острый обмен мнениями. Ряд писателей, не замеченных до той поры ни в каких оппозициях, резко поставили вопрос о растущем национализме и антисемитизме в стране, приведя в качестве примера книгу Залуского «Семь главных польских грехов». Прозвучало даже определение «охота на ведьм», когда речь зашла о ситуации в литературном и журналистском сообществе. Причем под «ведьмами» в данном случае подразумевались евреи. Отдельных поборников новых тенденций сравнили с членами печально известной профашистской организации довоенной Польши ОНР-Фаланга. «Исполком [первичной парторганизации] не смог выработать единой позиции по поводу пленума», — констатировали сотрудники Отдела культуры ЦК ПОРП[127].
Несомненно, такой выпад происходил из всё более очевидной линии на усиление партийных антисемитов. Но «спусковым крючком» к внезапно возникшему волнению среди «лояльных» писателей, по всей видимости, послужила отставка Р. Замбровского.
Нарастание антисемитизма прослеживалось и по внутренней документации силовых органов. Например, в деле офицера внешней разведки Ежи Брына, приговоренного в 1962 г. к пожизненному заключению за измену, явственно проскальзывал мотив «евреев-предателей», в связи с чем Главная военная прокуратура даже подготовила список всех офицеров разведки еврейского происхождения, которые бежали на Запад, эмигрировали из Польши, имели родственников в капиталистических странах или по каким-то иным причинам были «слабо связаны с Польшей»[128]. Трудно сказать, чего здесь было больше: сознательного недоверия к сотрудникам-евреям или обычного желания подстраховаться. Но нельзя не отметить, что наиболее громкие бегства на Запад случались именно с высокопоставленными функционерами еврейского происхождения. Так было с Юзефом Святло, бежавшим в декабре 1953 г., так было с Северином Бялером (одним из начальников Политического отдела штаб-квартиры гражданской милиции, позднее — научным сотрудником кафедры политэкономии Института научных кадров), бежавшим в январе 1956 г., так было с Павлом Монатом (руководителем отдела военных атташе министерства обороны и, «по совместительству», зятем председателя Госсовета А. Завадского), бежавшим в октябре 1959 г. После всех этих случаев Главная военная прокуратура, пожалуй, имела некоторые основания присмотреться к политическому и моральному облику сотрудников спецслужб и органов внутренних дел еврейского происхождения (что, впрочем, не принесло результата, так как в 1965 г. бежал еще один офицер «неариец» — Владислав Тыкочиньский, глава военной миссии Польши в Берлине).
В апреле 1961 г. Службе безопасности удалось завербовать бывшего секретаря Общепольского центра сотрудничества клубов [интеллигенции] Романа Щурковского, который с 1957 г. проживал в Израиле. Щурковский поделился обширной информацией касательно истоков Клуба Кривого колеса и его «подрывной» деятельности. В частности, он показал существование связи между появлением ККК и деятельностью некоторых высокопоставленных партийных чиновников еврейского происхождения (например, председателя Главного правления Союза польской молодежи Х. Яворской и начальника Отдела пропаганды ЦК ПОРП А. Вербляна)
