Родители Ласточки хотели как следует отругать свою дочь. Но они были так взволнованы собственным героизмом, тем, что мужественно, лицом к лицу встретились с Полосатым Котом, чтобы спасти свое дитя — что не слишком бранились. И Ласточка-отец сказал Ласточке-матери:
— Мы любим нашу дочь, мы спасли ее.
И Ласточка-мать ответила:
— Мы хорошие родители, мы защитили нашу дочь.
Они смотрели друг на друга, не скрывая взаимного восхищения. Родители категорически запретили Ласточке приближаться к свирепому врагу.
Если уж клятвы молодой ласточки не имели никакой цены, то такие категорические запреты только будили в ней интерес и любопытство. Но не потому, что Синья была одной из тех ласточек, которым достаточно сказать: «Не делай этого!», чтобы они немедленно это сделали. Напротив, нежная и послушная, она очень любила своих родителей. Это была хорошо воспитанная, вежливая и добрая ласточка. Она соглашалась, когда ее убеждали в чем-то хорошем и добром, но никто и никогда не смог бы доказать ей, что поддерживать добрые отношения с Котом — грех или преступление.
И поэтому, опустив свою красивую головку на лепесток розы, который служил ей подушкой, она решила продолжить завтра прерванный разговор:
— Он некрасивый, но симпатичный, — прошептала она, засыпая.
Что касается Полосатого Кота, он тоже думал о Ласточке Синье в ту первую весеннюю ночь, положив голову на подушку. Но нет, как раз подушки-то у него и не было: кроме того, что кот был злой и некрасивый, он был еще и беден, как церковная мышь, и спал не на подушке, а на собственных лапах. Но Кот не страдал из-за отсутствия роскоши, потому что никогда и не знал ее.
Ему не хватало совсем другого: любви, нежности и, иногда… сосисок.
В тот день он вернулся домой поздно.
До самого вечера он бродил по парку не разбирая дороги, рвал когтями кору на деревьях, мяукал какие-то странные мелодии и чувствовал настойчивое желание пуститься в странствие по черепичным крышам, как бывало в далекой юности.
Чудесный аромат земли щекотал ему ноздри, и его большие усы беспокойно двигались. Он чувствовал себя таким молодым, что готов был поиграть с собаками. Он, наверное, так бы и сделал, если бы щенки, испугавшись, не убежали прочь. Желание это настолько выходило за рамки его обычного состояния скуки и равнодушия, что он прошептал самому себе: «Я болен».
Потом пощупал лапой лоб и заключил:
— У меня сильный жар.
А потом, уже ночью, улегшись наконец на старую бархатную тряпку — это и было его постелью — он посмотрел на какой-то цветок и в нем, как в зеркале, увидел огромные глаза Ласточки.
В лихорадочном бреду спустился он к озеру, чтобы напиться, и в водяных бликах он тоже увидел Ласточку, улыбавшуюся ему. Он узнавал ее в каждом листке, в каждой капле росы, в каждом луче заходящего солнца и в каждой тени надвигающейся ночи. И в свете полной луны увидел он Ласточку, одетую в серебро, и промяукал ей свою скорбную песнь. Только глубокой ночью ему удалось наконец заснуть. Он видел сон — впервые за много лет — и сон этот был о Ласточке Синье. Неужели Полосатый Кот, этот общепризнанный злодей, влюбился?
Сейчас, когда он и Ласточка спят, и только Старая Сова бодрствует, позвольте мне пофилософствовать немного. Это — право, повсеместно признанное за рассказчиками историй, и я должен воспользоваться им, хотя бы для того, чтобы не нарушать заведенный порядок.
Я хочу сказать, что есть люди, не верящие в любовь с первого взгляда, другие, напротив, утверждают, что это и есть единственная истинная любовь.
Доводы и тех и других не лишены здравого смысла. Дело в том, что любовь дремлет в сердцах людей, но однажды она пробуждается и расцветает, будь то весной или в разгаре зимы. Правда, весной это гораздо легче, но это уже совершенно другой вопрос, не будем обсуждать его здесь. И вот внезапно, от случайного взгляда другого существа, любовь пробуждается в нашем сердце, и мы будто в первый раз осознаем ее, потому и называется она любовью с первого взгляда.
