Она ждала его, любуясь своим гладким и чистым стволом. Но когда Кот увидел, что не сможет теперь точить когти об этот гладкий ствол без сучков и наростов, он повернулся к Гуяве спиной и больше ни разу не взглянул на нее. Некоторое время Гуява была излюбленной мишенью для глупых шуток всех обитателей парка. Даже Старая Сова, которая жила на жакейре4, рассмеялась, когда ей рассказали эту историю.
Чтобы быть до конца точным, должен сказать, что Полосатый Кот и виду не подал, будто знает, как к нему относятся обитатели парка. Если он и знал, то не придавал этому никакого значения, но вполне возможно, что он и не догадывался, сколь плохо отзывались о нем окружающие, так как ни с кем, кроме Старой Совы, не разговаривал. А Сова, мнение которой, по причине ее почтенного возраста, ценилось очень высоко, утверждала, что Кот вовсе не такой плохой, только никто не принимал этого всерьез: все слушали, качали головами, но, несмотря на уважение, которое они питали к Сове, по-прежнему избегали Полосатого Кота.
Так он и жил, когда в парк пришла Весна, принеся с собой суматошное изобилие цветов, запахов и мелодий: цветов радостных, запахов пьянящих, мелодий звучных. Полосатый Кот спал, когда Весна неожиданно и властно вторглась в парк. И присутствие ее ощущалось так сильно, так будоражило кровь, что Кот пробудился ото сна, раскрыл свои бурые глаза и потянулся.
Черный Селезень, который был случайным свидетелем этой сцены, чуть не лишился дара речи от изумления, так как ему показалось, что Полосатый Кот… улыбается. Не отрывая от Кота удивленного взгляда, он позвал маленькую Белую Уточку посмотреть на это чудо:
— Тебе не кажется, что он улыбается?
— Господи! Действительно улыбается.
Никогда прежде не видели они ничего подобного. Маленькая Белая Уточка даже схватилась за сердце, так была она поражена этой улыбкой на хищной физиономии Полосатого Кота. Он улыбался не только губами, но, что было всего удивительнее, улыбались его бурые, обычно неприветливые глаза.
Неожиданно он принялся кататься по земле, как какой-нибудь молодой, несовершеннолетний котенок, издавая при этом странные звуки, очень похожие на мурлыканье.
Пестрая Курица, которая как раз проходила мимо с выводком золотистых цыплят, вскрикнула и упала без чувств на руки своих детей. Петух Дон Жуан де Род-Айленд, бежавший куда-то по своим делам, увидел происходящее и встал как вкопанный. Надо сказать, что Пеструшка была любимой курицей в его гареме. Поэтому он помог ей подняться и издал клич, воинственный и звучный, как гром фанфар.
В это самое время Кот в последний раз прокатился по траве и мяукнул.
Бог мой! Это было романтичное мяуканье. Невозможно! Род-айлендский Дон Жуан поперхнулся, и полная тишина воцарилась в парке в тот час, когда туда пришла Весна. Не было слышно даже нежного воркования голубок, так все были удивлены неожиданным поведением Полосатого Кота.
— Я думаю, он сошел с ума, — поставил диагноз Лист Подорожника, пользовавшийся репутацией известного врача.
— Он готовит какую-то новую подлость, — прокудахтала Пестрая Курица, уводя за собой цыплят и Род-айлендского Дон-Жуана.
Между тем Полосатый Кот поднялся, потянулся всеми четырьмя лапами, выгнул спину, поднимая дыбом шерсть, чтобы больше впитать солнечного тепла, такого ласкового, раздул ноздри, вдыхая новые запахи, носившиеся в воздухе, и даже не согнал со своей физиономии, обычно злой и некрасивой, добродушной улыбки, обращенной ко всему живому и неживому вокруг.
Да, он встал и пошел. И тут началось великое бегство: Черный Селезень нырнул вместе с маленькой Белой Уточкой на самое дно озера и затем, побив все свои прежние рекорды по подводному плаванию, выплыл у противоположного берега, где был со своей женушкой в безопасности.
Все голуби попрятались на голубятне, прервав любовные воркования в ветвях деревьев, где набухшие зеленые почки прямо на глазах превращались в напоенную тенью листву.
Собаки перестали бегать и прыгать, делая вид, что они очень заняты поисками спрятанных костей. Распускавшиеся бутоны мгновенно вновь сомкнули свои венчики, а одна чересчур торопливая роза, которая уже распустилась, сбросила все лепестки на землю, и только один, по воле ветра, все кружил и кружил в воздухе.