Но Сугэ опять промолчала. Почему – она и сама не знала. Она хорошо ладила с Юкитомо. Он был для нее всем: любовником, отцом, господином. Он занимал в ее жизни огромное место. Казалось, она могла позволить себе сказать ему что угодно, не боясь обидеть или задеть за живое.
Перед ней всплыл образ Мии. Как же она умеет заигрывать с хозяином, ластиться к нему, весело щебетать всякие глупости, закатываться бессмысленным смехом и томным голосом ворковать: «Папочка!» Сугэ содрогнулась. Что мучило ее? Ревность? Нет, это не было похоже на ревность женщины, у которой отняли возлюбленного, заманив его в чужую постель.
Накануне отъезда Юми в родительский дом подруги по несчастью с позволения хозяина устроились на ночлег в одной комнате. Они постелили себе рядом и легли.
Тусклый свет ночных ламп рассеялся в сумраке зыбкой пеленой. Сугэ и Юми тихо разговаривали, печально глядя друг на друга. По старинному обычаю, они подложили под головы деревянные изголовья, чтобы во сне не испортить прическу.
Стояли последние дни марта. За окном уныло моросил дождь, ночной воздух был насыщен влагой.
– Грустно, так грустно знать, что завтра вечером тебя уже здесь не будет, Юми, – с тоской в голосе сказала Сугэ.
Она давно знала, что рано или поздно это произойдет – Юми покинет дом. Час расставания неотвратимо приближался. Сугэ глаз не могла отвести от лица подруги. Юми казалась ей птичкой, которая пробует свои силы, машет, хлопает крылышками перед тем, как покинуть гнездо.
Все тщетно, все бессмысленно… Сугэ внезапно ощутила свою полную никчемность, неприкаянность. От безысходности заныло сердце.
– Не грусти, не надо. Одиночество тебе не грозит: вокруг столько людей. А вот мне будет ужасно одиноко. Представь: в маленьком доме только я да моя сестра…
Юми говорила с наигранным оживлением, словно хотела подбодрить и себя, и подругу. Но Сугэ, по-прежнему в упор глядя на нее, сказала:
– Нет, меня ждет одиночество иного рода. Когда ты уедешь, я останусь одна-одинешенька на всем белом свете, как сирота. В этом доме я всегда буду в тени, а это, знаешь ли, незавидная доля. Тебе повезло, Юми, ты очень решительный, целеустремленный человек.
– Это я-то?! – поразилась Юми и покачала головой. – Нет, я не такая! Задуматься о будущем меня заставил хозяин. Он сказал, что я должна как-то устроить свою личную жизнь, годы-то идут… Гм, можно подумать, что он искренне печется обо мне. Но знаешь, Сугэ… – Она приподнялась, тонкое узорчатое ночное кимоно соскользнуло с худого плеча. Юми подвинулась вплотную к подруге и облокотилась на постель, подперев щеку ладонью. – Если бы хозяин действительно не хотел отпускать меня, он не стал бы говорить такие вещи. Вот представь: у нас с тобой есть какая-нибудь безделушка, которая дорога нам. Даже не важно, узорчатое ли это кимоно или красивая заколка. Разве стали бы мы продавать или выбрасывать бесценное для нас сокровище? Я уверена, мужчины поступают так же. Предположим, не я, а ты захотела бы упорхнуть отсюда – он никогда бы не отустил тебя. Потому что ты ему по-настоящему дорога, ты нужна ему.
– Нет, нет, это неправда! Сейчас он сходит с ума по молодой госпоже из Цунамати. Да ты сама все знаешь. – Голос Сугэ дрожал. Она перевернулась на живот и уронила голову на скрещенные руки.
– Ты права. Но не надо забывать о том, что она жена Митимасы. Наш хозяин волен сколько угодно развлекаться с Мией и восторгаться ее прелестями, но открыто предъявить на нее права он никогда не сможет. Сиракава уже не мальчик, время берет свое. Госпожа поглощена делами как настоящий управляющий. Кроме тебя, никто не сумеет как следует позаботиться о хозяине. Он нуждается в тебе, он не сможет без тебя жить. А вот я ему больше не нужна – у него есть Мия. От меня теперь проку нет, бесполезна, «как веер осенью», – тихо пропела Юми строку из популярной песенки и рассмеялась легко и непринужденно: тонкая самоирония без примеси горечи. Но ее веселость так и не передалась Сугэ, которая лишь печально вздохнула:
– Да, хозяин уже действительно немолод, правда? Поездки в Цунамати подтачивают его силы. Знаешь, что ждет меня в ближайшем будущем? Мне придется готовить похлебку из вяленой скумбрии и подносить ему в миске шесть взбитых сырых желтков. Вот и все мои обязанности! Преданная служанка, изнуренная любовью до смерти, – вот кто я. Когда я размышляю о своей жизни, начинаю завидовать тебе, твоей готовности все бросить и уехать отсюда. Вот выйдешь замуж за господина Ивамото, нарожаешь кучу детишек, и никто не сможет давить на тебя, контролировать каждый твой шаг.