Казалось бы, нет ничего проще, чем быстро уладить дело. Но по каким-то странным, необъяснимым причинам Томо не могла вымолвить ни слова, в горле пересохло. Она покраснела, растерявшись от собственной беспомощности.
Сиракава ничего не заметил. Он хлопнул в ладоши, призывая помощника.
– Ооно, давай-ка закончим нашу игру. Завтра нам рано вставать, так что будет лучше, если госпожа отправится вниз и приготовится ко сну.
Томо встала с колен и искоса взглянула на Ооно. Молодой человек деловито вынес на середину комнаты доску для игры в го.
Томо было всего тридцать лет. В глазах мужа опять вспыхнул особый, сладострастный блеск предвкушения. Этот мужчина излучал невероятно притягательную энергию. Но Томо понимала, что он и пальцем не пошевелит, чтобы избавить ее от физических и эмоциональных страданий, которые стали невыносимыми после трехмесячной разлуки.
Она и сама толком не знала, что именно сжигает ее изнутри: любовь или ненависть. Чувство собственного достоинства не позволяло ей превратиться в жалкое, раздавленное насекомое. Твердая решимость выстоять, не сломиться под тяжестью испытаний придавала ей силу и стойкость.
Томо ничем не выдала своего смятения. Она спокойно вышла в коридор. Бледное, без единой кровинки лицо напоминало маску Но.
Сугэ привыкла к шумной сутолоке большого Токио, и улочки города Фукусимы казались ей слишком тихими и пустынными, витрины магазинов на центральном проспекте – невзрачными. Официальная резиденция господина Сиракавы располагалась в районе Янаги-Кодзи недалеко от канцелярии префектуры. Некогда эта усадьба принадлежала богатому самураю. За высокой оградой с воротами, крытыми черепицей, стоял огромный особняк с высокими галереями-энгавами и верандами. Просторные комнаты в десять – двенадцать татами были наполнены светом.
Из покоев, расположенных в задней части дома, можно было, раздвинув сёдзи, спуститься прямо в сад. Здесь зрели яблоки, груши, хурма и персики, вился виноград, на грядках пестрели овощи.
Первый неприятный сюрприз ожидал Томо сразу по прибытии домой: к основному зданию было пристроено новое крыло. В чистых, светлых комнатах стоял аромат кедра. Вдоль пристройки тянулась энгава, обращенная на юг. Ах, какой прекрасный оттуда открывался вид на виноградник! В новое крыло вел длинный крытый коридор.
– Плотники начали тут стучать и пилить сразу же после вашего отъезда в Токио, – с тревогой в голосе сказала прислужница Сэки.
Томо внимательно на нее посмотрела. Она давно уже знала, что Сиракава не обошел своим вниманием и эту девицу. Как-то раз Сэки в порыве откровенности похвалилась хозяйке своими отношениями с господином.
Роскошное убранство покоев поразило Томо: темно-красный туалетный столик из тутового дерева, прекрасное зеркало с тончайшей крепдешиновой накидкой малинового цвета. В гардеробной, размером в шесть татами, высился резной платяной шкаф со множеством ящиков.
– С ума можно сойти: нарядные циновки, стеганые одеяла, покрывала тоже новые, – озабоченно бормотала Сэки, распахивая дверцы шкафа.
На полках лежали, поблескивая сгибами, аккуратно сложенные комплекты спальных принадлежностей из плотного шелка в желто-белую клетку, ночные кимоно на подкладке, одеяния из шифона с нежным зеленоватым узором.
– И чьи же это комнаты? – поинтересовалась Эцуко, задумчиво склонив голову набок и вопросительно поглядывая на мать. В тот момент девочка была удивительно похожа на отца: такая же светлая кожа, такой же овал лица, то же выражение…
– Твой папа велел сделать пристройку, чтобы в тишине изучать важные государственные бумаги. А теперь уходи, оставь меня, – резко сказала Томо и, закрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов. Нет, разрушительная тьма, которая довлела над ней, подтачивала силы и отнимала разум, не должна опалить ее ребенка!
Эцуко решила, что мать опять не в духе, и вприпрыжку убежала. Уж лучше поболтать с милой Сугэ, прекрасной, как благоуханный цветок, чем выслушивать ворчание вечно недовольной матери.
– Теперь я должна стелить хозяину здесь? – спросила Сэки, сверля Томо взглядом.
– Думаю, да.
– А для Сугэ где стелить?
