— Вова, ты не понимаешь. Мы с девчонками уже чего только не пробовали. Настя ему виски одеколоном натирала — говорит, в фильме каком-то видела. Повар Дарья Ивановна ему нашатырный спирт под нос совала, Ольчик даже ему пробовала делать… хм… ну что-то вроде искусственного дыхания…
— И что?
— И ничего! Ну то есть он дышит. Но не просыпается!
— Так оттащите его из-за стола в общем зале в какую-нибудь каптерку! И пусть он там проспится — пьянь подзаборная!
— Мы бы рады, но не получается. Тяжелый он у тебя…
— Опять «у тебя»?! — взвился я.
— Ну хорошо. Не «у тебя». Просто тяжелый, как беременный мамонт! Сам у себя!
— Что есть, то есть, — неохотно согласился я. — Все-таки боксер-фристайлер… Хоть и в отставке. Чемпион Валуев, между прочим, ему приходится родственником по линии отца!
— Володя, очень тебя прошу, приезжай побыстрее. У меня от телефона уже ухо болит! — взмолился Любомир. — Будем вместе Константина из бара эвакуировать! А то у сталкера Мира такие бедовые гости, что за безопасность спящего Тополя я никак поручиться не смогу!
«Вот так всегда! Только соберешься посвятить себе, любимому, вечер воскресного дня… Потягать гантели, засмотреть кинуху», — вздохнул я, кое-как натягивая джинсы цвета индиго.
На самом деле — в глубине души — я был даже рад. На гантели не было никаких сил — ни моральных, ни физических. А кинуха в последнее время пошла такая, что не впирает вообще. Как позавчерашнюю жвачку жевал. Ни уму ни сердцу.
Я лениво шевельнул босой ногой диск с новым голливудским блокбастером «Апокалипсис». Между прочим, лицензионный диск!
Теперь вопрос: сколько фильмов с названием «Апокалипсис» я уже смотрел? Десять? Двадцать? Сколько раз на экране раскатывали по бревнышку Лос-Анджелес? Нью-Йорк? Сколько раз вирус порождал кровожадных мутантов-зомби? Тысячу? А может, две тысячи?
И тогда за каким хреном мне смотреть две тысячи первый фильм про всю эту остогребеневшую фигню?! Не говорю уже о том, что зомби — причем зомби трех совершенно разных сортов! — я видел своими глазами безо всякой кинухи.
Или, может, это у меня уже идут необратимые возрастные изменения и я просто превращаюсь в пенса, недовольного всем на свете? Может, и так.
В общем, про «испорченный вечер» я сказал все больше для того, чтобы было чем Тополю попенять, когда он проснется на плюшевом диване в моей гостиной, меблированной в фонтанирующем позапрошлым веком стиле ар-деко.
В полном соответствии с рассказом Любомира Костя дрых, как пшеницу продавши.
Широко раскинув руки и уткнувшись носом в стол, он шумно, с присвистом, дышал и по-богатырски похрапывал.
На мои попытки разбудить его Константин не демонстрировал никакой, ну то есть совсем никакой реакции. Конечно, я не пытался подпалить ему кончик носа огоньком зажигалки — он ведь все-таки боксер-фристайлер, как бы чего не вышло. Но все остальные методы мы перепробовали.
— Это надо же было так напиться! Сколько же он выпил, ты не считал? — спросил я у Любомира.
— Да не в выпивке дело, Вова, — отвечал тот. — Он пришел совершенно трезвый — я же бармен, такие вещи секу на лету, — уселся за этот вот столик и попросил литровую кружку «Манчестер Крем Стаут». Ну, я налил.
— Этот ваш «Манчестер Крем Стаут» и быка с ног свалит. Не одобряю, — ворчливо сказал я.
— Так он литр не осилил! Может, граммов двести-триста. Я кружку забрал, чтобы он ее случайно рукой не смахнул по сонному-то делу! Но она почти полная была! — таращил глаза Любомир.
Я принюхался. От Кости действительно не пахло.
О плохом — в смысле о всяких неизвестных нервных болезнях и наркомании — я, конечно, не думал. А думал я о том, как погрузить Костину тушу в салон моего приемистого «ниссана». Но, к счастью, забредшие в «Лейку» сталкеры Куб, Морда и Тельняшкин быстро помогли мне с этим неблагодарным делом.
Дома я кое-как доволок тушку от крыльца до гостиной. Но чтобы уложить Костю на диван, у меня просто не хватило сил — так и остался он лежать на дивном турецком ковре, подаренном одним кентом из Баку, что набивался ко мне в отмычки.
Ковер я взял, насчет его предложения сказал, что подумаю. Договорились созвониться, а он пропал.
