Все это, конечно, приятно – трогательная забота о старом немощном человеке, но в конце концов я отнюдь не беспомощен и в случае чего сумею сам за себя постоять. О чем и напомнил Станиславе, прервав ее на полуслове.
Мы еще минут пять попикировались, прежде чем она успокоилась и мы попрощались. Но она взяла с меня слово, что завтра я поговорю с ее родителями. И постараюсь их уговорить оставить ее со мной.
Чего, честно говоря, делать мне совсем не хотелось.
Я повесил трубку и снова взялся за дневник. Но читал не более минуты. Я так и замер с дневником в руках, уловив некое непонятное движение воздуха. Словно он коротко всколыхнулся и тут же снова застыл.
Но этого не могло быть.
Потому что стояла очень тихая, безветренная ночь. Ветки деревьев в саду неподвижно застыли, ни один лист не шевелился. Краем глаза я видел: раздвинутые занавески на открытом окне тоже висят неподвижно.
И тут я увидел, как в саду между стволов деревьев промелькнула какая-то непонятная тень.
Сердце у меня заколотилось как бешеное. Не вставая с кресла, я отложил в сторону старую тетрадь в коленкоровом переплете – мои директорские дневники пятнадцатилетней давности – и медленно, очень медленно повернулся от письменного стола с включенной лампой к открытому окну.
И уставился в темноту.
По спине невольно пробежал холодок, мгновенно обострившийся слух напряженно впитывал малейшие звуки. Подсознательно, каким-то неведомым чутьем я внезапно ощутил и понял: он здесь. Тот, кто убивал. Именно он затаился где-то в моем саду, спрятался в ночной темени и наблюдает за освещенным окном кабинета.
И за мной.
Я знал: главное, не подавать вида, что я испугался. Впрочем, не буду скрывать – я действительно испугался: кабинет на первом этаже, окно настежь, в доме, кроме меня, ни души. Даже собаки нет. Запоздалая мысль о том, что сейчас неплохо было бы иметь рядом с собой здорового волкодава, промелькнула и исчезла. Я думал о другом – о том, как бы он (если он действительно здесь) не догадался о моем страхе. Я сделал вид, что спокойно смотрю в окно; смотрю якобы случайно, словно пребывая в раздумьях, и не догадываюсь о присутствии в саду постороннего существа.
А ведь от него можно было ожидать чего угодно.
Я взял папиросу, неторопливо прикурил, все так же вроде бы бездумно глядя в окно. И в этот момент из непроглядной темноты донесся еле слышный глухой стук – словно в глубине сада обломилась и упала на землю старая ветка.
Я медленно поднялся и подошел к окну. Но не вплотную к подоконнику, нет, – я остановился в паре шагов от него. И громко спросил:
– Кто там?
Влажная темнота ночи мгновенно поглотила звук моего голоса. Ответом была тишина. Ни шороха, ни движения. Я на ощупь загасил недокуренную папиросу, не сводя глаз с ночного сада.
На секунду мне показалось, что и дом, и деревья, и вообще все пространство вокруг затаились, замерли в ожидании чего-то страшного и неизбежного. Я даже помотал головой, отгоняя некстати пришедшее наваждение. Кстати, а что, если на этот раз он вооружен? Если он изменил себе и прихватил ружье? Ведь для любого, кто мог прятаться в темноте, на фоне горящей лампы я был отличной мишенью – промахнуться было просто невозможно.
Я быстро шагнул вбок, к стеклянному шкафу с оружием. Без стука открыл створки и выдернул из стойки вертикалку двенадцатого калибра. Выхватил из нижнего ящика коробку с патронами – волчья картечь, лучше не придумаешь – и мигом засадил патроны в оба ствола. Чуть пригнувшись, дотянулся до лампы и выключил ее. Лунный свет сразу проник в комнату, лег на пол, на стены; смутно высветил часть письменного стола. Я несколько раз крепко зажмурил и снова открыл глаза – старый прием, чтобы они поскорее привыкли к темноте. Держа ружье на изготовку, я снова подошел к окну и внимательно вгляделся в ночные тени сада. Было очень тихо. Так тихо, что я отчетливо слышал свое прерывистое дыхание.
Деревья стояли по-прежнему неподвижно, и никакого, даже малейшего движения я не заметил. Серебристо мерцала мокрая от ночной росы трава, посверкивали в лунном свете кусты и листья цветов на клумбах. Я потянулся и резко, буквально на секунду выглянул в сад, не убирая пальца со спускового крючка. Под окнами никого не было.
