Холодный дневной свет поднимался серым покрывалом над озером. Первый слабый просвет на небе обозначил изломанный силуэт гор на металлическом серо-зеленом фоне.
Звонок у двери коттеджа миссис Эдриан неожиданно прозвенел длинно и пронзительно.
Мать и дочь при свете карманного фонарика, закрытого ладонями, испуганно поглядели друг на друга.
— Это, наверное, полиция, Карлотта, — прошептала мать. — Я думала… Я надеялась, что мы успеем собрать тебя и отправить. Ах, почему у нас не оказалось еще немного времени!
— Черт бы побрал этот прокол, — ответила Карлотта. — Если бы не это…
— Теперь запомни, — перебила миссис Эдриан. — Вы поругались с Артуром почти сразу же после ухода прислуги. Ты ушла домой, оставив его сидящим в кресле. Он даже не проводил тебя до двери. Он остался в угрюмом настроении. Ты поехала на машине и проколола колесо, поэтому оставила автомобиль и пришла домой. Ты планировала поехать…
— Но, мамочка, — перебила Карлотта, — они уже здесь. Не лучше ли вести себя так, будто я не собиралась никуда ехать?
— Дорогая, ты забыла об уцакованных чемоданах.
— Поставим их в чулан.
— Они могут сделать обыск.
Звонок продолжал настойчиво звонить.
— Только бы Харви ничего об этом не узнал, — прошептала Карлотта.
— Но он адвокат, дорогая. Он мог бы помочь.
— Я не хочу помощи такой ценой, мамочка. У Харви честные, но отдаленные намерения… Я люблю его. Артур
Кашинг был плэйбоем. Его намерения были нечестные и неотдаленные. Кажется, мне нравилось играть с огнем. Мамочка, тебе надо раздеться. Мы не можем больше не реагировать на этот звонок.
Белл Эдриан сняла туфли и осторожно прошла босиком.
— Иди ложись, дорогая, — сказала она, а затем, стараясь говорить сонным голосом, спросила: — Кто там?
Единственным ответом был настойчивый, прерывистый звонок.
— Секунду, — утомленно произнесла Белл Эдриан. — Сейчас накину что-нибудь.
Она постояла у кровати, лихорадочно освобождаясь от верхней одежды, затем набросила на себя халат и пошла к двери зажечь свет на крыльце.
Она увидела Сэма Барриса терпеливо стоящим на свету с покрасневшими от холода носом и ушами.
Миссис Эдриан, зевая, открыла дверь и спросила:
— Что… А, это вы, мистер Баррис! Что случилось?
— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал Сэм.
— Как, в такой ранний час…
— Это очень важно.
— Ну ради Бога. У нас здесь беспорядок, но входите. Пройдите в ту комнату. Вам нужно обождать, пока я оденусь.
Сэм, казалось, чувствовал себя виноватым, когда усаживался на указанный миссис Эдриан стул.
— Так в чем же дело? — спросила она.
— Не знаю, как и начать, — произнес он, уставившись в пол.
— Видите ли, мистер Баррис, я думаю, что в такую рань у вас что-то действительно ужасно важное…
— Да. Вы знаете, у нас домик там, где…
— Да, я знаю, где у вас домик.
— И окна нашей спальни так расположены, что мы можем смотреть прямо в кабинет Артура Кашинга в его коттедже.
— Смотреть прямо в кабинет! — воскликнула она. — Да вы находитесь на расстоянии городского квартала. Вы…
— Верно, мэм, где-то около ста ярдов. Но видно достаточно хорошо ночью, когда комната освещена, шторы не опущены, и слышно ночью хорошо и отчетливо.
— К чему это вы клоните?
— Артур Кашинг, — сказал он. — В общем, я не хотел бы, чтобы моя дочь что-то имела с Артуром Кашингом.
— Большое спасибо, — язвительно отозвалась миссис Эдриан. — Но, во-первых, современные дочери предпочитают жить собственной жизнью. А во-вторых, мне действительно не нравится, когда меня будят от крепкого сна, чтобы предупредить насчет друзей моей дочери. Ведь вы, как вижу, к этому ведете.
— Не только к этому, мэм. Видите ли, Артур Кашинг мертв.
— Мертв! — воскликнула она. — Артур Кашинг мертв?
Он утвердительно кивнул.
Секунду она не знала, что сказать, только встревоженно смотрела на него, думая, что же ему известно, стремясь подтолкнуть его в разговоре до той точки, когда сможет вытянуть из него все сведения. Но сделать это нужно так умело, чтобы он и не представлял, что из него это вытягивают, и не замечал у нее никакого интереса.
