Говоря о генеральном межевании у большевиков, Плеханов сравнивает большевистских марксистов, социал-демократов, с гоголевским Осипом, который подбирал всякий хлам, всякую веревочку (вплоть до эмпириокритицизма и богостроительства). Теперь большевистский Осип – шутит Плеханов – начал «распространять вокруг себя пространство», выгонять антимарксистов, выкидывать прочь «веревочку» и прочий хлам.
Шутка Плеханова затрагивает не шуточный, а основной и серьезнейший вопрос русской социал-демократии: какое направление внутри нее больше служило на пользу хлама, «веревочки», т. е. на пользу буржуазно-демократических влияний в пролетарской среде. Все «тонкости» фракционных споров, все долгие перипетии борьбы из-за различных резолюций, лозунгов и т. д. – вся эта «фракционность» (которую так часто осуждают ныне голыми криками против «фракционности», поощряющими всего более беспринципность), – вся эта «фракционность» вращается вокруг этого основного и серьезнейшего вопроса русской социал-демократии: какое направление внутри ее всего более податливо было буржуазно-демократическим влияниям (неизбежным в той или иной степени, на то или иное время, при буржуазной революции в России, как неизбежны эти влияния во всякой капиталистической стране). Ко всякому направлению в социал-демократии неизбежно пристает то большее, то меньшее количество не чисто пролетарских, а полупролетарских, полу мелкобуржуазных элементов: вопрос в том, какое направление меньше подчиняется им, скорее избавляется от них, успешнее борется с ними. Это и есть вопрос о социалистическом, пролетарском, марксистском «Осипе» по отношению к либеральной или анархистской, мелкобуржуазной, антимарксистской «веревочке».
Большевистский марксизм – говорит Плеханов – есть «более или менее узко и дубовато понятый марксизм». Меньшевистский, очевидно, «более или менее широкий и тонкий». Посмотрите на результаты революции, на результаты шести лет истории социал-демократического движения (1903–1909), и каких шести лет! Большевистские «Осипы» уже провели «генеральную межу» и «показали дверь» большевистской мелкобуржуазной «веревочке», которая хныкает теперь, что ее «вышибли» и «устранили».
Меньшевистский «Осип» оказался одиноким, вышедшим и из официальной меньшевистской редакции и из коллективной редакции важнейшей меньшевистской работы, одиноким протестантом против «мелкобуржуазного оппортунизма» и ликвидаторства, царящего и в той и в другой редакции. Меньшевистский «Осип» оказался спутанным меньшевистской «веревочкой». Не он подобрал ее, а она подобрала его. Не он осилил ее, а она его.
Скажите, читатель, предпочли ли бы вы оказаться в положении большевистского или меньшевистского «Осипа»? Скажите, тот ли марксизм в истории рабочего движения оказывается «узким и дубоватым», который прочнее связан с пролетарскими организациями и который успешнее справляется с мелкобуржуазной «веревочкой»?
«Пролетарии» № 47–48, 5 (18) сентября 1909 г.
Печатается по тексту газеты «Пролетарий»
По поводу открытого письма исполнительной комиссии московского окружного комитета{37}
По поводу этой резолюции о пресловутой «школе» мы должны заметить, что рабочих, с радостью ухватившихся за возможность поехать за границу поучиться, мы ни в чем не обвиняем. Рабочие эти «связались» и с нами и с ЦК – (в только что полученном письме и Исполнительная комиссия Московского окружного комитета сообщает, что 1 из учеников прислал уже и ей отчет) – и мы разъяснили им значение так называемой школы. Кстати, вот несколько цитат из полученного нами гектографированного «Отчета» этой школы. «Принято решение открыть занятия при наличном числе слушателей (9 товарищей) и лекторов (6 товарищей)». Из этих 6 лекторов хорошо известны партии: Максимов, Луначарский, Лядов, Алексинский. Тов. Алексинский «указал» (при открытии школы): «для школы выбрано определенное место ввиду нахождения там многих лекторов». Тов. Алексинский выразился чересчур скромно: «там» находятся не «многие», а все лекторы (некоторые даже говорят: все инициаторы, и организаторы, и агитаторы, и деятели)
