— Надеюсь, вы каждый свой шаг согласовываете с адвокатами?
— Что вы имеете в виду? Мне не нужны адвокаты. Каждый год я иду в суд со счетом фонда. В прошлом году даже удостоился похвалы за образцовое ведение дел.
— А вам, мистер Кемпбелл, было бы неплохо еще раз внимательно посмотреть условия трастового фонда.
— Что вы имеете в виду?
— По условиям фонда, Гейдж получает деньги, если он жив и не был признан виновным в совершении серьезного преступления-к тому времени, как ему исполнилось тридцать пять лет.
— Да; правильно, здесь не возникает вопроса.
— А как насчет определения «серьезного»? — спрот сил я.
— Любое преступление может считаться «серьезным». Все, что может привести к тюрьме. Я знаю, что имел в виду завещатель, и думаю так же, как он.
— Здесь присутствует еще одно обстоятельство, о котором вы, видимо, не подумали, — сказал я.
— Какое же?
— «Признан виновным».
Кемпбелл хотел что-то сказать, но передумал, помолчал, глубоко вздохнул.
— Вы имеете в виду, что… — Он остановился на середине фразы, обдумывая ситуацию.
— Да, да, я имел в виду, что даже если Эмос Гейдж был 'задержан по обвинению в убийстве, был арестован за убийство и его судили за убийство, если присяжные заседатели не вынесут свой вердикт до двадцать пятого числа этого месяца, то вам придется выплатить ему деньги трастового фонда.
— Почему? — удивился он. — Это ведь смешно и нелепо, мистер Лэм!
— Таковы условия трастового фонда.
— Но не его сущность!
— Скажите, что контролирует такого рода фонды, — невинно задал я вопрос, — дух или буква закона?
— Мистер Лэм, вы намеренно пытаетесь поймать меня на удочку?
— Вы уже сами проглотили крючок без всякого нажима с моей стороны.
С этими словами я вышел из комнаты, ощущая спиной его остекленевший взгляд.
Я решил все-таки направиться по данному мне Бертой адресу на тот случай, если миссис Бакли звонила еще раз и пожаловалась, что я все еще не появился у нее. Я отложил кое-какие неспешные дела и поехал в квартал Рейнголд.
Дафни Бакли оказалась удивительно красивой брюнеткой с черными глазами и волосами цвета воронова крыла. Прекрасная стройная фигура, очень тонкая в талии, но со всеми полагающимися к такой талии совершенными изгибами тела. Ей можно было дать не больше двадцати пяти. Слишком тонкие губы ее не украшали, но она знала об этом своем недостатке и, пользуясь помадой, придавала рту красивую форму, хотя и делала его несколько крупноватым.
Она знала все и о. своих достоинствах и прекрасно ими пользовалась: движения ее бедер были мягкими, будто волнообразными; трудно сказать, что было в этих волнующих движениях, но в ходу при стрийтизе, когда исполнительница в танце медленно раздевается и так же медленно снимает перчатки, уже и это кажется порочным.
Такой была Дафни Бакли. Она посмотрела на меня, потом отвела глаза, взглянула опять, и я услышал волнующий грудной голос:
— О, мистер Лэм! Ваша партнерша Берта Кул обещала, что вы ко мне придете.
В ее голосе, движении рук появилось что-то интимное, наводящее на мысль о спальне, хотя она сидела в кресле и едва успела произнести первые слова. Я же устроился на диване, вдалеке, от нее, и старался вести себя по-деловому.
— Итак, — сказал я, открывая блокнот для записей, — ваш муж исчез, и вы хотите его… вернуть.
Черные глаза с тяжелыми веками быстро взглянули на меня и опустились, будто она боялась, что я прочту в них какие-то ее тайные мысли.
— Может быть, я как раз и не хочу его вернуть. Узнать бы, что с ним произошло. Признаюсь, мои чувства скорее корыстные, нежели супружеские.
— Понимаю, — отозвался я.
— Ничего-то вы не понимаете, — протянула она. — Я вас просто шокировала своим заявлением, признай-ТЪсь, вы не привыкли слышать от женщин подобные откровения, не правда ли?
— Женщины всегда полны сюрпризов.
— Я стремлюсь быть искренней и могу себе это позволить. Никогда не любила прибегать к уловкам. Если мне кто-то нравится, я так и говорю. Если же мне кто-то не по душе, люди очень скоро понимают это.
— А сейчас, когда дело касается вашего мужа, вы столь же прямодушны?
— Именно этого я пока не знаю сама, — сказала она, скрестив ноги и проводя указательным пальцем правой руки по натянутому вокруг колена чулку.
