Как-то субботним вечером, точнее — воскресным утром, Борис удостоил меня особой чести: сел за мой столик и выпил стакан вина. Именно тогда он и рассказал свою историю.
Его отец был генералом, и войну Борис встретил в военной академии.
Слишком юный для службы, он оставался в тылу и своими глазами видел крушение империи.
Потом наступил период смуты, когда великая война закончилась и разбросанные по стране остатки царской армии, которых с неохотой поддерживали бывшие союзники, вели обреченную на неудачу борьбу с большевиками.
Борису уже исполнилось восемнадцать. Его отец погиб, мать сумела эмигрировать в Америку.
Военная академия закрылась, и Борис с несколькими друзьями-курсантами решил присоединиться к армии Колчака, которая сражалась с большевиками в Сибири.
Странная это была армия: безлошадные кавалеристы, матросы, оставившие свои корабли, офицеры, чьи подразделения подняли бунт и перешли на сторону большевиков, тыловые гарнизоны и адъютанты, ветераны русско-японской войны и юноши вроде Бориса, ни разу не нюхавшие пороха.
Помимо них в армию входили части Антанты, посланные быстро меняющимися правительствами и благополучно забытые; английские инженерные части и французская артиллерия плюс связные офицеры и военные атташе при Генеральном штабе.
Среди последних был французский офицер-кавалерист несколькими годами старше Бориса. Для большинства образованных русских до войны французский считался вторым родным языком.
Борис и французский атташе стали близкими друзьями. Они вместе курили и вспоминали довоенные Париж и Москву.
Шли недели, и в армии росло осознание того, что кампания Колчака может закончиться только катастрофой.
В конце концов офицерский совет решил, что остается только одно — прорваться на восточное побережье и попытаться отплыть в Европу.
Был сформирован отряд для прикрытия отхода основных сил, и Борис вместе с его французским другом оказался в его составе. В ходе последующих боевых действий маленький арьергард полностью окружили.
Только Борису и его другу удалось вырваться из окружения, но оба оказались в отчаянном положении: их багаж пропал, они остались вдвоем на огромных просторах, контролируемых врагами и населенных дикими азиатскими племенами.
В одиночку француз бы не выжил, но форма русского офицера еще что-то значила в глухих деревнях. Борис отдал французу свою шинель, чтобы скрыть мундир иностранной армии, и вдвоем они шли сквозь снег, пытаясь добраться до границы.
В итоге прибыли на территорию, контролируемую японцами. Здесь на всех русских смотрели подозрительно, и уже усилиями француза им удалось беспрепятственно добраться до ближайшего французского консульства.
Борис стремился уехать в Америку, к своей матери. Его другу, как человеку военному, пришлось вернуться в Париж. Они расстались.
Тепло попрощались, пообещали друг другу встретиться вновь, когда жизнь более-менее наладится, но глубоко в душе каждый сомневался, что такая встреча состоится.
Прошло два года, и весенним днем бедно одетый русский оказался в Париже, с тремя сотнями франков в кармане и всеми своими пожитками в вещмешке. Он сильно отличался от жизнерадостного Бориса, который ушел из военной академии, чтобы присоединиться к армии Колчака. Америка, как выяснилось, ничуть не походила на страну возможностей, какой он ее себе представлял.
Его мать продала драгоценности и личные вещи, которые привезла с собой, и открыла небольшую швейную мастерскую. Борис же не смог найти постоянную работу, два или три месяца перебивался случайными заработками, а потом нанялся матросом на корабль, который отправлялся в Англию.
В последующие месяцы работал официантом, шофером, танцором, докером и дошел бы до крайней степени истощения, если б случайно не встретил давнего друга отца, бывшего первого секретаря посольства, а теперь парикмахера. Он-то и посоветовал Борису отправиться в Париж, где уже сформировалась большая русская колония, и дал денег на дорогу.
Елисейские Поля только начали одеваться в молодую листву, кутюрье показывали весенние коллекции, а Борис, в видавших виды обносках, один-одинешенек, оказался в очередном незнакомом городе.
