Осторожно выглянув из окна гостиной, Энн увидела, как Рубен вышел из машины и остановился у открытой дверцы. Он просто стоял, не шевелясь и ничего не говоря, но вся его фигура излучала властность. Он словно утверждал, что она принадлежит ему и только ему. Нет, он не отступит, с горечью подумала Энн. Теперь, раз уж он снова за нее взялся, он ни за что не оставит ее в покое.
Лимузин плавно скользил по улицам Бостона, легко обгоняя мчавшиеся в потоке автомобили. Рубен что-то говорил, но смысл его слов ускользал от Энн. Она никак не могла сосредоточиться. Он объявил, что заказал ужин в другом ресторане, более спокойном и располагавшем к серьезной беседе, упомянул какие-то незавершенные дела, но Энн слушала как во сне. Ее сознание начисто отказывалось принимать тот факт, что между ними что-то осталось незавершенным. Для нее между ними все было кончено. Умерло и похоронено.
Причем этот выбор она сделала не по своей воле. В том, что касалось их отношений, у нее вообще никогда не было выбора.
Лимузин остановился перед одним из закрытых ресторанов, который дозволялось посещать только членам клуба, причем каждая кандидатура желающих вступить в этот клуб придирчиво изучалась.
Вход в ресторан был невзрачным и скорее походил на дверь, ведущую в какой-нибудь склад. Однако за уродливыми бетонными стенами и мрачной стальной дверью оказалось помещение, кричащее роскошью. Зал был отделан в голубых и золотых тонах, а с потолка, покрытого лепниной в виде золотых листьев, свисали вычурные хрустальные люстры.
— Есть хочешь? — спросил Рубен, непринужденно кладя руку на талию молодой женщины.
Энн ощутила, как в ее теле напрягся каждый мускул, отзываясь на его прикосновение. Собственная реакция застала ее врасплох, и она невольно отпрянула. Этого еще не хватало! Она ведь не должна к нему ничего испытывать.
— Нет, — отрезала Энн.
Метрдотель вежливо приветствовал их и провел в кабинку, отделенную от общего зала тяжелыми шторами, которые, если их задернуть, создадут еще более интимную обстановку. Усевшись, Энн взмолилась про себя, чтобы шторы нельзя было задернуть. Пусть бы намертво оказались привязанными к стене золотыми шнурами с тяжелыми кистями. Пока Рубен заказывал напитки и закуски, Энн изо всех сил старалась дышать ровно. Унять дрожь ей никак не удавалось и даже пришлось спрятать на коленях трясущиеся руки.
— Улыбнись, — сказал Рубен, откидываясь па обитую плюшем спинку стула. — У тебя такой вид, словно тебя ведут на пытку.
— Так оно и есть. Для меня это действительно пытка.
— Да уж, далеко мы ушли от прошлого, — насмешливо заметил Рубен, пристально рассматривая бледное лицо Энн из-под полуопущенных ресниц. — А ведь было время, когда ты была готова отдать за меня жизнь.
И чуть не рассталась с жизнью, живя с тобой, мысленно прибавила Энн. Впрочем, вслух она этого говорить не стала. Рубен ведь ничего не знал ни о последней ночи, проведенной ею на Суэньо, ни о том, к чему привела ее дружба с его сестрой.
— Ты не можешь вот так запросто перевернуть мою жизнь, Рубен. Прошло три года — вернее, три с половиной, — с тех пор как мы были вместе. Я изменилась…
— Да, ты стала бунтаркой.
— Нет, я всего лишь повзрослела. И больше не стану подчиняться твоим приказам.
— А мне и не приходилось тебе ничего приказывать. Ты сама все делала для меня. — Его голос, смягченный легким испанским акцентом, подчеркнуто выделил слово «все». — Причем с большой готовностью.
Энн почувствовала комок в животе. Она не желала вспоминать о прошлом, тем более — об их отношениях.
— Рубен, я требую развода и завтра первым делом прямо с утра подам заявление. Уилл знает одного хорошего адвоката, и в конце концов мы с ним все же поженимся.
Рубен в ответ лишь фыркнул.
— Надеюсь, твой Уилл сумеет запастись терпением, потому что ждать ему придется ох как долго. Я буду цепляться за каждую юридическую уловку, чтобы помешать тебе. Вот увидишь.
Энн смотрела на него с таким ужасом, словно перед ней был сам дьявол во плоти.
— Но зачем? Что я тебе такого сделала?
Рубен обвел взглядом ее открытые плечи и скромное черное платье, серые глаза его зловеще блеснули.
