Часто они находили в нарушении эдиктов особую доблесть и демонстрировали таким экстравагантным образом, что честь для них куда дороже жизни. При этом они опасались скорее потерять те выгоды, без коих не могут благополучно жить на этом свете, нежели умереть без Божьего благословения, что способно сделать их несчастными на том свете. Боязнь утратить свои должности, имущества и свободы оказалась для них чувствительнее, нежели страх потерять жизнь.
Я сделал всё, что было в моих силах, дабы отыскать какое-нибудь лекарство для исцеления от этого опасного недуга, и часто задавался вопросом: если королям позволяется во избежание битвы устраивать поединки[470] между двумя представителями противоборствующих армий и тем самым разрешать спор, побудивший их взяться за оружие, то не могут ли они также одобрить проведение нескольких схваток с целью предотвращения множества дуэлей, происходящих каждый день.
Я рассуждал, что с большой долей вероятности подобным способом можно было бы оградить Францию от этого разгула, причиняющего ей столько зла[471], ибо ежели пообещать разрешение на проведение поединка тем, кто имеет для этого справедливые основания, то любой охотно подчинился бы мнению судей[472], призванный рассмотреть тяжесть оскорбления, что наверняка остановило бы дуэльное бедствие, ибо нашлось бы не много ссор, каковые нельзя было бы прекратить добрым примирением.
Ещё прибавлял я в защиту этого мнения, что раньше в королевстве давалось немало разрешений на проведение дуэлей, и такая практика существовала и в других государствах.
Я считал, что таким способом можно искоренить этот варварский обычай, позволяющий оскорблённому самому вершить справедливость и находить удовлетворение в пролитии крови своего врага.
Но, прочитав не по одному разу сочинения подлинных знатоков этого важного предмета и немало поразмыслив на сей счёт, я обнаружил: наиболее откровенные и решительные из современных философов высказывают мнение, что короли поставлены для того, чтобы оберегать своих подданных, а не губить их, и потому не могут подвергать их жизнь опасности без какой-либо общественной пользы или особой необходимости, что они не могут и дозволять поединки между ними, ибо в них зачастую невинный проигрывает виноватому – ведь оружие капризно, а Бог не всегда считает своим долгом отдать победу защитнику правого дела. И хотя подобные разрешения на поединки иногда выдавались, по крайней мере, в некоторых государствах, даже с согласия отдельных церквей, они всегда носили неправедный характер, и это стало совершенно очевидным, потому что соборная Церковь в конце концов их осудила[473] и запретила под страхом самых суровых наказаний.
Я сделал вывод, что существует огромная разница между выставлением двух человек на поединок, чтобы предотвратить сражение и прекратить войну, и дозволением биться, чтобы попытаться избежать дуэлей.
Первое дозволено, ибо природа учит нас, что часть должна ставить себя под удар во имя целого, да и разум велит жертвовать частным ради общего. К такому средству прибегали во все времена, более того, два примера тому встречаются и в Священном Писании[474]. Его правильность и надёжность доказаны, потому что, каков бы ни был исход схватки, разрешённой в подобных ситуациях, она спасает жизнь большому числу людей, которые могут принести пользу обществу в других обстоятельствах.
Не так обстоит дело со вторым случаем. Разрешать дуэль во избежание дуэли непозволительно по своему существу, так как здесь речь идёт не о надёжном средстве, подвергнув опасности нескольких, спасти многих и тем самым предотвратить большее зло меньшим, а о том, чтобы отправить людей на верную гибель под совершенно необоснованным предлогом воображаемой общественной пользы.
Эта практика неприемлема ещё и потому, что она способна не положить конец дуэлям, а напротив, увеличить масштабы злоупотребления ими, ибо из-за своего слепого безрассудства многие дворяне, полагая, будто добиваться разрешения на поединок официальным путём означает искать способа уклониться от него, из тщеславия изберут более короткий путь к отмщению за обиды и доказательству своей храбрости.
