Если найдётся кто-нибудь настолько неразумный, что станет осуждать применение в королевстве строгих мер, необходимых каждому государству, по той причине, что до сих пор они не были в употреблении, то нужно будет всего-навсего открыть ему глаза, дабы он осознал, что существовавшая доныне безнаказанность, ставшая у нас чересчур обычным явлением, и есть единственная причина того, что порядок и закон здесь так и не закрепились, а потому для пресечения продолжающегося хаоса возникает настоятельная необходимость в крайних мерах.
Многочисленные заговоры, которые в прошлом плелись против королей, имели своим источником не что иное, как излишне терпимое отношение к интригам. Словом, если обратиться к нашей истории, то нельзя пройти мимо этого неоспоримого факта, в подтверждение коего я приведу свидетельство, характерное своей беспристрастностью, ибо исходит оно из уст наших врагов, что почти в любом другом случае сделало бы его неприемлемым.
Когда кардинал Сапата, человек живого ума, встретил господ Барро и Ботрю в передней испанского короля, своего государя, через четверть часа после прибытия в Мадрид известия о казни герцога де Монморанси, он задал им вопрос о том, какова была главная причина гибели герцога, на что Ботрю со свойственной ему пылкостью тотчас же ответил по-испански: «Sus faltas». «No, – возразил кардинал. – Pero la dementia de los reyes antepasados»[540]. Это означает, собственно, что причиной наказания герцога скорее явились ошибки, допущенные предшественниками Короля[541], нежели собственные провинности казнённого.
В том, что касается государственных преступлений, следует затворить дверь перед жалостью и не обращать внимания на сетования заинтересованных сторон и пересуды невежественной толпы, которая порой осуждает самые полезные для неё, а зачастую и совершенно необходимые меры.
Христиане должны забывать о причинённых им лично обидах, но государственные чиновники обязаны помнить о преступлениях в отношении общества; и действительно, оставить оные безнаказанными скорее означает вновь совершить их, нежели извинить и простить.
Невежество многих людей доходит до таких крайних пределов, что они полагают, будто для исправления зла достаточно повторно его запретить, но на деле это отнюдь не так, и могу доподлинно заявить, что новые законы являются не столько средством наведения порядка в государстве, сколько свидетельством его недугов и достоверным доказательством слабости правительства, ибо если бы прежние законы исполнялись надлежащим образом, то не было бы нужды ни возобновлять их, ни составлять другие, дабы положить конец новому хаосу, поскольку едва бы он случился, как виновные тут же были бы наказаны по всей строгости.
Указы и законы оказываются совершенно бесполезны, ежели не исполняются; сие настолько необходимо, что хотя в делах обыкновенных правосудие требует достоверных доказательств, но с делами, касающимися государства, всё обстоит по-другому, потому что в таком случае то, насчёт чего существуют веские предположения, должно иной раз считаться достаточно ясным, ибо интриганы и заговорщики, затевающие покушение на общественное благо, обыкновенно действуют так хитро и скрытно, что получить очевидные доказательства их вины никогда не удаётся раньше, чем они приступают к исполнению задуманного, а тогда уже ничего поправить нельзя.
В подобных обстоятельствах следует начинать дело с исполнения, тогда как во всех других предварительно должно проводиться расследование с допросом свидетелей или с помощью неоспоримых улик.
Эти принципы кажутся опасными, да и на самом деле они в какой-то степени чреваты риском, однако наверняка сделаются безопасными, если, не применяя последних и крайних средств против дурных поступков, подтверждаемых одними подозрениями, лишь останавливать их совершение невинными мерами вроде изгнания подозреваемых или заключения их под стражу.
Чистая совесть и проницательность здравомыслящего ума, который, будучи осведомлён о течении дел, знает будущее почти так же определённо, как настоящее, да и посредственный рассудок – по внешнему виду самих вещей – не допустят превратного применения этих принципов. И даже в худшем случае возможные злоупотребления ими представляют опасность только для частных лиц, жизни которых, впрочем, ничто при этом не угрожает; поэтому данные принципы не перестают быть приемлемыми, ибо частные интересы не идут ни в какое сравнение с государственными.
