Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - страница 9
В это время в Англии, Скандинавских странах появляется теория «регулируемого индивидуализма». Именно ее взял на вооружение Г. Гувер, при этом усиленно пропагандировались идеи «социальной ответственности бизнеса». Утверждалось, что сам бизнес может эффективно решать все социальные проблемы, а главное, сделать рабочих «равноправными партнерами» предпринимателей. С этой целью в 20-е гг. началось распределение акций промышленных предприятий среди рабочих, создание частных пенсионных фондов, а также создание в противовес профессиональным союзам рабочих так называемых компанейских союзов, как органов классового сотрудничества… Утверждалось, что в Соединенных Штатах происходит решительный переход «от крайнего индивидуализма к ассоциативным действиям». Путем выработки «кодексов этики и практики бизнеса», под эгидой государства должно было осуществляться саморегулирование бизнеса и насаждаться дух его «коллективной ответственности»[11].
Идеи «регулируемого индивидуализма», как и «социальной ответственности бизнеса», на практике оказались лишь очередными «благими пожеланиями…». Первые люди Америки продолжали богатеть, а все остальные скатывались в нищету. Среди всеобщего кризиса перепроизводства только в Нью-Йорке зимой 1931–1932 гг. было зарегистрировано около двух тысяч случаев смертей от голода>{70}. В 1930–1932 гг. по стране прокатилась волна многочисленных демонстраций и голодных походов безработных под лозунгами немедленной помощи безработным. Корреспондент журнала «New Republic» писал в 1931 г. о 22-летнем мужчине, который говорил: «Я всегда уважал частную собственность, но я не могу больше видеть, как богачи сидят в шикарных ресторанах и разъезжают в роскошных автомобилях. Я только что вышел из больницы: уже второй раз у меня случился голодный обморок, когда я стоял в очереди, надеясь получить работу. Я не могу больше выдерживать такую жизнь!»>{71}.
С другой стороны наступали фермеры, которые блокировали дороги, прекращая поставки продуктов в города. Фермеры организовывались и брались за оружие, когда к их разорившимся соседям приходили с конфискацией. Президент Американской ассоциации фермеров предупреждал: «Если что-нибудь не будет сделано для американских фермеров, в фермерской Америке произойдет революция»>{72}. Газеты с тревогой писали: «Вызывающие беспокойство экономические явления не только превосходят все прежние эпизоды подобного рода, но и угрожают гибелью капиталистической системе»>{73}. Слова «красный» и «левый» завоевывали все большую популярность даже среди губернаторов и сенаторов. Член команды губернатора Нью-Йорка В. Тагвелл заявлял: «Россия скорее осуществит цель — необходимое для всех, а не роскошь для немногих, чем наша собственная конкурентная система»>{74}.
«Росло глухое отчаяние, — описывает те времена А. Уткин. — Тысячи людей, не видя просвета, занимали общественные здания. Стал популярен «Интернационал». Мэр Чикаго Чермак требовал в легислатуре штата: «Присылайте войска до закрытия пунктов помощи бедным». Пацифист Генри Форд впервые в жизни начал носить с собой пистолет. Мэр Нью-Йорка Джон О'Брайен пообещал: «Вы избрали мэра, у которого крутой подбородок и есть желание драться. Я защищу огромный город от Красной Армии». Представители профсоюзов на сенатских слушаниях пытались объяснить, что «огромное большинство этих людей ничего не знает о коммунизме. Они хотят хлеба». Богатые люди во многих городах организовывались, чтобы захватить, прежде всего, железные дороги и телефонные линии. Создавались запасы продовольствия. В загородных домах устанавливали пулеметы»>{75}.
Близкий к президенту Н. Дэвис признавался, что никогда в своей жизни «не слышал такого открытого цинизма в отношении демократии и американской системы правления»… Левые идеи набирали силу и популярность, особенно среди интеллигенции. Даже социализм казался им паллиативом. Как говорил по этому поводу Дж. Пассос, «если уж пить, то что-нибудь крепче пива».
