Мистер Кэмпион слегка подался вперед.
— Миссис Фарадей, — несмело произнес он, — а почему, собственно, вы так убеждены, что мисс Джулия не могла покончить с собой?
— Джулия и Эндрю друг друга на дух не выносили, и если бы Эндрю убил Джулию, а потом совершил самоубийство, я бы ничуть тому не удивилась. Но Джулия попросту не способна на самоубийство. Она так любила жизнь, так цеплялась за нее… было бы за что цепляться. И потом, бедняжка при всем желании не смогла бы связать и застрелить Эндрю, а потом сбросить его труп в реку. Она ведь была на год старше Кэтрин. Тучная и неповоротливая, она боялась даже ноги промочить! Но хватит теоретизировать. Доктор Лаврок диагностировал у покойной отравление болиголовом, и остатки яда должны быть в этой самой чашке. Как видите, на дне образовался осадок.
Тонкой сухонькой рукой она показала на большую синюю чашку.
— Доктор Лаврок хотел ее унести, но я ему четко дала понять, что со мной чашка в полной безопасности и я отдам ее полицейским, как только те прибудут на место. А это случится с минуты на минуту.
Мрачная улыбка, заигравшая на ее губах, свидетельствовала об очередной одержанной победе. Никто не осмелился заговорить, и миссис Фарадей тем же тихим безразличным тоном продолжала:
— В результате расспросов, часть которых вы слышали, я получила одно разумное объяснение и узнала один факт, любопытный или нет — вам решать. Кэтрин призналась — пусть и в излишне театральной манере, — что последние два года она каждое утро заваривала чай в своей комнате и относила одну чашку Джулии. Их спальни находятся рядом. Элис, наша горничная, знала об этом обычае. Судя по всему, они оставляли чашки под кроватями, а Элис их забирала, мыла и возвращала в шкафчик, где Китти хранит свои принадлежности.
В голосе старухи отчетливо слышалось презрение. Предвосхищая недоуменные вопросы гостей, она проговорила:
— Питье чая по утрам всегда виделось мне привычкой бесхребетных натур. В моем доме чай никогда не подают до завтрака — и никогда не будут подавать.
Прояснив этот вопрос, миссис Фарадей вернулась к главному:
— Кроме того, я узнала нечто странное. Элис, самая надежная и умная служанка, какую только можно найти в этой стране, сказала, что на протяжении полугода обнаруживала осадок на дне чашки Джулии. Следовательно, пока полиция не исследует содержимое чашки, мы не можем знать наверняка, когда именно отравили Джулию: сегодня утром или раньше. Я должна вас заверить, что никаких лекарств она не принимала. Уж подобных секретов в моем доме точно быть не может. Итак… — Она умолкла, и быстрый взгляд ее черных глаз остановился на мистере Кэмпионе. — Сегодня вечером мы вас ждем? Ужин ровно в восемь.
Кэмпион встал.
— Я буду рад сделать для вас все, что в моих силах, — пылко проговорил он. — Но чтобы не поставить всю семью в глупое положение, я должен знать о подводных камнях. Помимо ваших ближайших родственников и слуг, бывал ли в доме кто-нибудь еще — накануне или в день исчезновения Эндрю Сили?
Миссис Фарадей на секунду задумалась и поджала губы. Наконец ответила:
— Как я понимаю, вы уже знаете о Джордже Фарадее. Я опасалась, что этот факт может всплыть в ходе расследования. Да, он приходил к нам вечером накануне исчезновения Эндрю. И на следующее утро я видела его в городе, когда ехала в церковь.
На ее морщинистом лице появилось суровое выражение.
— Если этого можно избежать, не упоминайте, пожалуйста, его имени полиции. Он не имел решительно никакого отношения к убийству Эндрю. Выгоды в этом никакой не было. Единственный человек, чья смерть может быть ему выгодна, — это я. Согласно моему завещанию, он будет получать небольшие ежегодные выплаты — но только при условии его переезда в Австралию. В воскресенье Джордж явился, чтобы взять у меня взаймы денег, и даже получил десять фунтов. Больше мне сказать нечего — кроме того, что его адрес мне неизвестен.
Обоим присутствующим стало ясно, что дальнейшие расспросы не имеют смысла. Впрочем, мистер Кэмпион как будто удовольствовался услышанным и задал следующий щекотливый вопрос:
— Мистер Уильям Фарадей…
