– Значит, сгорела ведьма?
Собственный вопрос меня потряс. Я говорил так, точно сомнения мои развеялись, как дым от давнего пожара.
Старуха сжала остатки зубов.
– Она-то, ясное дело. А вот Ведьмак… Какое-то время спустя слышим, над деревней рычит кто-то. Не человек, вроде, и не зверь. Рык со словами человечьими спутан. Попричитает, поскулит и ну снова рычать. Собрались всем миром и туда. На пепелище Ведьмак сидит и звериным голосом воет. Кот-то убёг, знать кот тот он и был.
Пелагея мрачно глянула куда-то мимо меня. Вдруг в полумраке гаснущей керосинки её глаза начали белеть. Она смотрела мне через плечо, всполохи света в зрачках становились всё ярче. Глаза округлялись от набухающего в них немого вопля. Не в силах обернуться, я сорвался с табурета и бросился вглубь комнаты. Оттуда посмотрел на окно, куда вперилась остановившимся взором старуха. На приоткрытой форточке сидел огромный кот. Я готов был поклясться, что глаза у него человеческие. Казалось, животное усмехается одной половиной рта. Усы иронично подёргивались.
В следующую секунду тишину надломил громкий стон. Затем глухой удар. Оглянувшись, я увидел лежащую на полу Пелагею. Я кинулся помочь и тут обнаружил, что левая сторона её лица неестественно перекошена. Хозяйку свалил инсульт. Я с трудом подтащил грузное тело к кровати. Попыхтев над старухой, понял – самому её на по-деревенски пышное ложе не затащить. Я подсунул под голову бабке одну из пирамидой сложенных подушек, накрыл одеялом и побежал за помощью. За моими манипуляциями с плотоядной улыбкой наблюдал человеческими глазами кот.
– Пзв… – на губах Пелагеи пенились обрывки слогов и пузыри.
– Ничего. Может, ещё оклемаешься.
Соседка Пелагеи баба Нюша заботливо поправила на груди больной покрывало. Я стоял у порога. Колени всё ещё дрожали. Кота на форточке не было, но я знал – он смотрит на нас откуда-то своим насмешливым мёртвым оком. За спиной хлопнула дверь. В избу вошли две пожилые женщины и мужик в меховой безрукавке с ружьём. Женщины проследовали к постели Пелагеи, а мужчина встал со мной плечо в плечо.
Баба Нюша обернулась и махнула на нас морщинистой ручкой.
– Нечего тут мужикам делать!
Мы вышли.
– Игнат, – скупо представился мужик.
– Саня, – кивнул я.
Мы опять погрузились в саднящее молчание. Игнат деловито вытряхнул из кисета махорку и ловко скрутил "козью ножку". В траве зашуршало. Я отпрянул. Игнат вскочил, схватился за ружьё. Текучее кошачье тело мелькнуло и растворилось в темноте.
– За бабкой Пелагеей приходил, сволочь. Знать, заберёт, – процедил Игнат.
– Врача бы, – попытался я отвести разговор от пугающей темы. В чертовщину всё ещё не верилось.
– Не помогут тут врачи ваши, – проворчал Игнат. – Если уж мертвяк глаз положил, дело решённое. Долго он за Пелагеей ходил…
– Зачем?
– Своё у них… – Игнат сплюнул на землю. – Сейчас мужики подтянутся и пойдём.
– Куда?
Односложные вопросы были следствием хаоса, царящего в моей голове.
– Мертвяка кончать. Довольно он над нами куражился! Сколько народа перемёрло. А всё Пелагея – не давала пулей его одарить. У нас-то серебряная давно припасена. Она всё металась. Не трожьте его, не трожьте, всем беда выйдет. Тьфу!
Я вспомнил, что, когда вломился в мирно спящую соседскую избу, единственное, что мог вымолвить членораздельно: "Кот, кот…". Видимо, это слово и принял к сведению хозяин дома.
– Думаете, кот?
– А кто ещё?! – Игнат сердито фыркнул. – Научены уж! Ни одна беда не миновала без этой твари! Мне лодку раз пробили да пробкой заткнули. Я на реку-то вышел, да чуть на корм рыбе и не попал! Реки у нас тут… мужика с ног валит. Насилу выбрался.
– А причём же…
– Кот-то?! За неделю до того вот такого видал! – Игнат развёл руки в стороны, демонстрируя размеры вестника смерти. – Моё счастье, что зажмурился и в глаза ему не глянул. А то бы уволок.
К нам подходили мужики. Были они мрачнее грозовых туч. В основном, в годах, крепкие, приземистые. Своих ровесников я насчитал всего три человека. Они азартно покрикивали, суетились и подгоняли дедов. Те, походя, цыкали, точно отмахивались. Двор гудел. Мужики роняли в недра толпы немногословные истории о встрече с котом. Вспоминали тех, кто не сумел уйти от антропоморфного взгляда адской твари. Постепенно голоса становились громче, выкрики яростней.
