У А. Н. Сэвори и в самом деле были густые черные волосы, так с какой стати он придумывает себе перхоть, хотя ничего подобного у него нет?
— Спасибо огромное, старина, — поблагодарил А. Н. Сэвори. — Я попробую. Посмотрим, что получится.
— Отлично все получится, — уверял его Анзуорт. — Моя бабушка так избавилась от перхоти.
— Ваша бабушка? — сказал кто-то. — У нее была перхоть?
— Когда она причесывалась, — сказал Анзуорт, — словно снег шел.
Я в сотый раз сказал себе, что все они неизлечимые психи, но теперь я начинал думать, что А. Н. Сэвори переплюнул их всех. Я сидел, уставясь в свое пиво и пытаясь понять, зачем он убеждает всех, что у него перхоть.
Ответ я получил через три дня.
Наступал вечер. Мы медленно тащились по Суэцкому каналу. Стояла невыносимая жара. Была моя очередь первым переодеваться к ужину. Пока я стоял под душем, а потом одевался, А. Н. Сэвори лежал на своей койке, глядя в пространство.
— Каюта к вашим услугам, — наконец сказал я, открывая дверь. — Увидимся наверху.
Как обычно, я взял пиво и сел у стойки бара. Было очень жарко. Пиво было просто горячее. Большой медленно поворачивающийся вентилятор на потолке как будто гнал пар своими лопастями. Пот струился по шее и проникал под жесткий воротничок. Казалось, что крахмал из воротничка вымывается, и его мокрые комки оседают на спине. Однако мои соседи, прожаренные на солнце крепыши, жары словно не замечали.
Я решил перед ужином выкурить трубку на палубе. Может, хоть там чуть попрохладнее. Трубки в кармане не было. Проклятье, она осталась в каюте. Я спустился вниз и открыл дверь своей каюты. На койке А. Н. Сэвори сидел какой-то незнакомец в рубашке с короткими рукавами. При виде меня он вскрикнул и подскочил так, словно у него в штанах взорвалась хлопушка.
Незнакомец был совершенно лысым, вот почему я не сразу понял, что это не кто иной, как А. Н. Сэвори собственной персоной.
Удивительно, как волосы или их отсутствие меняют облик человека. А. Н. Сэвори полностью преобразился. Во-первых, он выглядел лет на пятнадцать старше, и словно стал меньше. Как я уже говорил, он был совершенно лысым, и его череп напоминал спелый персик, такой же розовый и светящийся изнутри. Он стоял, держа в руках парик, который так и не успел надеть на голову.
— По какому праву вы вернулись?! — закричал он. — Вы же сказали, что все свои дела сделали! — В его глазах засверкали искорки ярости.
— Я… Простите меня, пожалуйста, — запинаясь, пробормотал я. — Трубку свою забыл.
Он глядел на меня в упор глазами, горевшими темным зловещим блеском, и было видно, как у него на лысине капельками выступает испарина.
Чувствовал я себя скверно. Не знал, что сказать.
— Я только трубку возьму и сразу исчезну, — пролепетал я.
— Ну уж нет! — крикнул он. — Вы теперь все видели и я вас отсюда не выпущу, пока не возьму с вас клятвы! Вы должны пообещать мне, что не расскажете ни единой душе! Обещайте!
На его койке я увидел раскрытый «скрипичный футляр», и в нем, прижавшись друг к другу, словно три больших черных лохматых ежа, лежали еще три парика.
— В лысине нет ничего плохого, — сказал я.
— Ваше мнение меня не интересует, — крикнул он. Он все еще очень злился. — Мне нужно от вас только обещание.
— Я никому ничего не скажу, — пообещал я. — Даю слово.
— И лучше бы вам его сдержать, — пробурчал он.
Я дотянулся до своей полки и забрал лежащую на покрывале трубку. Потом стал повсюду искать кисет с табаком.
А. Н. Сэвори сидел на нижней койке.
— Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший, — сказал он. В его голосе не осталось и следа от прежнего гнева.
Я молчал. Не знал, что ответить.
— Ведь думаете, правда? — настаивал он. — Думаете, что я рехнулся.
— Вовсе нет, — ответил я. — Человек вправе делать то, что ему по нраву.
— Считаете, что все это суета, — сказал он. — А вот и нет, ничего подобного.
— Да все нормально, — сказал я. — Правда.
— Это бизнес, — продолжал он. — У меня на то чисто деловые соображения. Я в Амритсаре работаю, это в Пенджабе. Там живут сикхи. А у них — культ волос. Они не стригутся. Только сворачивают их в узел на голове. Или под тюрбан прячут. Плешивых сикхи не уважают.
