Губернатора Таборы звали Роберт Санфорд. Это был мужчина чуть старше тридцати, у которого имелась жена и трое маленьких детей — шестилетний мальчик, четырехлетняя девочка и грудной младенец.
В тот вечер мы сидели на веранде и выпивали с Робертом Санфордом и его женой Мэри, то есть устроили «закатник», а двое их детей тем временем играли в траве перед домом под бдительным присмотром черной няньки. Дневная жара уже понемногу спадала по мере того, как солнце клонилось к закату, и первая доза виски с содовой оказалась хороша на вкус.
— Как дела в Дар-эс-Саламе? — спросил у меня Роберт Санфорд. — Что интересного?
Я рассказал ему про черную мамбу и Салиму.
— Всегда безумно боялась змей, — поморщилась Мэри Санфорд, выслушав мою историю.
— Ему крупно повезло, что вы ее заметили, — сказал Роберт Санфорд. — Ему грозила верная смерть.
— К нашему дому недавно приползла плюющаяся кобра, — сказала Мэри Санфорд. — Роберт ее пристрелил.
Дом Санфордов стоял на холме на окраине города. Это было белое деревянное двухэтажное здание под зеленой черепичной крышей. Карнизы дома выходили далеко за стены, создавая дополнительную тень, и из-за этого дом слегка походил на японскую пагоду.
От порога открывался изумительный вид. Широкая бурая равнина была усеяна множеством довольно крупных холмиков и бугорков, и хотя сама равнина была покрыта выжженной стерней, на холмах росли огромные тропические деревья, и их густые кроны сливались в ярко-изумрудные пятна зелени на фоне бурой равнины. На самой выжженной равнине росли лишь голые колючие деревья, которых полно в Восточной Африке, и на каждом дереве неподвижно сидели шесть огромных стервятников. Коричневые птицы с кривыми оранжевыми клювами и оранжевыми лапами проводили на этих деревьях всю свою жизнь: они следили и ждали, пока сдохнет какой-нибудь зверь, чтобы подобрать его кости.
— Вам нравится такая жизнь? — спросил я Роберта Санфорда.
— Я люблю свободу, — ответил он. — В моем ведении находится территория примерно в пять тысяч квадратных километров, и я могу отправиться куда угодно и делать, что мне нравится. С этим дело обстоит замечательно. Но мне не хватает общества других белых людей. В городе не так уж много умных европейцев.
Мы сидели и смотрели, как солнце опускается за край плоской бурой равнины, утыканной колючими деревьями, и видели, зловещих стервятников, которые, словно пернатые гробовщики, ждали, когда придет смерть и даст им немного работы.
— Не отпускайте детей далеко от дома! — крикнула Мэри Санфорд няньке. — Приведите их сюда, пожалуйста!
— На прошлой неделе мать прислала мне из Англии третью симфонию Бетховена, — сказал Роберт Санфорд. — Две пластинки, дирижирует Тосканини. А вместо стальной иглы я установил самодельную, из колючки вон того дерева. Она не так сильно изнашивает дорожки на пластинке. Вроде бы работает.
— В этих местах пластинки страшно деформируются, — заметил я.
— Я кладу на них стопку книг, — сказал он. — Больше всего я боюсь уронить и разбить какую-нибудь из них.
Солнце скрылось за горизонтом, и поверх ландшафта разлился приятный мягкий свет. Метрах в восьмистах от нас я заметил небольшой табун зебр, пасущихся среди колючих деревьев.
Роберт Санфорд тоже следил за зебрами.
— А что если поймать молодую зебру и обкатать ее, как лошадь, — сказал он. — В конце концов, это же просто дикие кони, только полосатые.
— Никто не пробовал? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами он. — Мэри — хорошая наездница. Что скажешь, дорогая? Хочешь ездить верхом на собственной зебре?
— Забавная идея, — ответила она. Несмотря на тяжелую челюсть, она была привлекательной женщиной. Впрочем, ее челюсть меня не смущала. Она придавала ей воинственный вид.
— Мы могли бы скрестить ее с лошадью, — развивал свою мысль Роберт Санфорд. — И получилась бы лошадь.
— Или лебра, — добавила Мэри Санфорд.
— Точно, — улыбнулся ее муж.
— Может, попробуем? — сказала Мэри Санфорд. — Представляешь — у нас появится маленькая зошадь или лебра! Давай попробуем, милый?
— На ней могли бы кататься дети, — продолжал он. — Черная зошадь с белыми полосами.
