Она смотрела на него с нескрываемым изумлением — прекрасный образ женщины, которая соблазняла, но никогда не была сама соблазненной.
— Не будь смешным, Джош, — сказала она мягко.
Джош предпринял попытку освободиться, игнорируя настойчивые увещевания Рафферти и Лукаса.
— Рейвен … — Это был почти стон. — Пожалуйста! Он превратит тебя во что-то уродливое, во что-то мерзкое …
— Я сказала тебе в Нью-Йорке, Джош. — Ее голос все еще звучал тихо. — Я просила тебя не преследовать меня. Я предпочитаю быть самостоятельной женщиной, а не украшением какого-то мужчины.
— Черт возьми, ты знаешь, что я не …, я хочу жениться на тебе!
Ее взгляд сразу же стал холодным и жестким, а голос наполнился презрением:
— Ты хочешь владеть мной так же, как владеешь гостиницами и корпорациями, и этими двумя мужчинами, которые пытаются не дать тебе выставить себя на посмешище!
— Рейвен!
— Уведите его отсюда, — посоветовала она прохладно его помощникам и еще невыразительнее добавила. — И с этого момента попытайтесь держать его подальше от меня.
— Джош, пошли! — Рафферти и Лукас старались изо всех сил перебороть обезумевшего мужчину, и, наконец, сумели подтолкнуть своего друга к двери.
— Рейвен! — последний крик был отчаянным и горестным.
Великолепный спектакль!
Из-за колонны Теодор невыразительно сказал:
— Слава Богу!
Спокойно, как будто ничего не случилось, Леон произнес:
— Завтра, Теодор, — и в сопровождении Рейвен, прошествовал через главный вход к своему лимузину.
Как только они сели в автомобиль и направились к ресторану, он пробормотал:
— Джошуа Лонг. Он, кажется, без ума от вас, моя дорогая. Он знает…?
У Рейвен вырвался низкий смешок, который пристыдил бы вековой лед:
— Вы воображаете, что он свяжется с женщиной, не проверив ее прошлое? Конечно, он знает, чем я… зарабатываю себе на жизнь. Я думаю, что бедняга пришел в ужас от своих желаний. Но он слишком привык все косить под свою гребенку. Пожалуй, он хочет перевоспитать меня. Очевидно, Джошуа Лонг полагает, что вы оказываете на меня плохое влияние. Глупец.
— О! — Из полумрака лимузина раздался несколько сухой ответ Треверса: — Как говорят, скверные женщины сгубили много порядочных мужчин.
Игрок по своей природе, Рейвен рискнула и безразлично парировала:
— Я полагаю, что чаще верно обратное.
— Очень может быть, моя дорогая. — Его голос был так же равнодушен. — Очень может быть. Хотите еще раз побывать в том итальянском ресторанчике, который доставил вам столько удовольствия?
***
— Гм! — Рафферти ощупал свою онемевшую руку и укоризненно посмотрел на Джоша. — Обязательно было так стараться? Я думаю, что у меня запястье вывихнуто.
Они сидели в затемненном автомобиле около дома Треверса. Все еще взволнованный, чтобы шутить, Джош тем не менее слабо усмехнулся и прикурил сигарету.
— Извините ребята. Я хотел сыграть на все сто.
— Мы знаем, — заметил Лукас с заднего сиденья. — Но ты не знаешь свою силу. Хаген должен был послать Зака, в конце концов.
— Кстати, о нашем начальнике службы безопасности, — вспомнил Рафферти. — Разве нам не следует вернуться, чтобы успокоить его? Наше маленькое представление сыграно.
Приготовившись к их реакции, Джош сказал:
— Вы двое возвращаетесь. Я остаюсь.
— Что? — еле слышно спросил Рафферти.
Джош глубоко затянулся:
— Я сказал, что остаюсь. Я войду с черного хода и буду ждать в пентхаусе, когда Рейвен вернется домой.
Лукас наклонился вперед и изучающе посмотрел на мужчину, сидящего на переднем сидении:
— Джош, ты же знаешь, Хаген сказал нам совершенно четко, чтобы мы впредь держались отсюда как можно дальше.
Вежливо, на самом элементарном английском языке, Джош сказал, куда может отправиться Хаген.
— Нет, — вздохнул Лукас, откидываясь назад. — Я не буду говорить ему это. Уволь меня, если хочешь.
— Меня тоже, — присоединился к нему Рафферти.
***
В тот момент, когда Рейвен вошла в пентхаус, она знала, что Джош находится здесь. Это знание не было следствием ее тренировок или опыта, которые сказали бы ей о его присутствии, и даже не ее исключительно обостренных чувств. Она просто знала. Она поспешно положила сумочку на стол около шелковых цветов и включила магнитофон. Она сделала не больше шести шагов по белоснежному ковру, когда он тихо вышел из спальни.
