После того, как она включала магнитофон в первую ночь, Леон осмотрел его деланно небрежно, но на самом деле очень тщательно. И после уже не замечал его. Несомненно, его эксперты в области электроники уверили его, что магнитофон безопасен, что при нынешнем уровне развития техники невозможно создать устройство, которое смогло бы перехитрить жучок. Но специалист, который сделал магнитофон, заверил ее, что изобретенное им техническое усовершенствование было совершенно секретным.
Когда кто-то позвонил в дверь, Рейвен застыла. Охрана снизу не сообщала ей о посетителе. Келси? Она стремительно подошла к двери и посмотрела в глазок. Озноб, который она чувствовала до этого, не шел ни в какое сравнение с тем холодом, которой она ощутила теперь. Ледяными руками она открыла дверь и с ужасом, который не смогла скрыть, уставилась на Джоша.
Он без приветствия проскользнул мимо нее, прошел в комнату, медленно развернулся, пристально рассматривая богатство, окружающее ее. Он посмотрел на белоснежный ковер с длинным ворсом, доходящим до лодыжек, картины, написанные маслом, изящные лампы и вазы. Потом он уставился на нее, пока она медленно шла к нему.
— Так ты не знакома с Леоном Треверсом? — Его голос был напряженным, еле сдерживаемая ярость пыталась прорваться на поверхность.
Рейвен запахнула полы халата и сложила руки на груди, собираясь с мыслями.
— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда…
— Отвечай мне!
Резкого окрика было достаточно, чтобы встряхнуть ее мысли. Она вдруг подумала об этом мужчине, который после нескольких стаканов выпивки готов был положить королевство к ее ногам. Она сравнивала того нежного мужчину, джентльмена, с этим напряженным, сдерживающим ярость незнакомцем. Это были не два разных человека, а всего лишь две стороны одной монеты.
С трудом сохраняя свой голос твердым, она ответила:
— Я знаю его. Я выполняю для него кое-какую работу.
— И какую же работу?
Рейвен резко вскинула подбородок, и только годы дисциплины не дали ей среагировать на презрение и отвращение, прозвучавшие в последнем слове. Но ей потребовались все силы… намного больше, чем требовалось раньше.
Она ответила сдержанным, безразличным голосом:
— Работу. Раз ты знаешь, что это его здание, о чем, между прочим, знают немногие, тогда ты должен знать, что мистер Треверс очень заботится о безопасности. Я бы долго не продержалась на этой работе, если бы рассказывала всем подряд, в чем она заключается.
— Это его пентхаус.
— Нет. Он арендует его, но если ты предполагаешь, как я думаю, что он остается здесь, то ты ошибаешься. Он временно сдает его в аренду людям, которые работают на него. Таким, как я.
— Он уехал полчаса назад.
— Иногда мы работаем здесь. Например, как сегодня.
Джош хотел ей поверить. Боже, как же он этого хотел. Но ему были известны многие другие неоспоримые факты, которые нелегко выбросить из головы.
— А одежду? — приглушенно спросил он, жестом показывая на ее дорогую ночную сорочку. — И автомобиль в гараже? Это он тоже сдает тебе в аренду?
Он наблюдал, как с ее лица пропали все краски, борясь с желанием броситься к ней, обнять и сказать, что он не это хотел сказать и никогда не думал, что она…
— Я не шлюха — ответила она тихим и безразличным голосом. Веселые фиалковые глаза потемнели, и ее лицо ничего не выражало — Но ты можешь думать все, что тебе угодно. Это твое дело. Джош, уходи, прежде чем я вызову охрану и прикажу выгнать тебя.
Она блефовала: меньше всего на свете Рейвен хотела привлечь внимание к его присутствию здесь.
Джош потянулся и схватил ее за плечи, борясь с желанием встряхнуть ее как следует.
— Я не хочу в это верить, — сказал он тихо. — Но ты здесь…, одета как…, и он только что уехал… — От запаха травяного мыла, исходившего от ее тела, у Джоша внезапно закружилась голова. Его сердце подсказывало, что эта женщина не подходит под то досье, но холодный разум твердил и напоминал ему, что кое-какую грязь можно не заметить. — Рейвен…
— Уходи, — сказала она уже не так твердо.
— Я не могу, — он вспомнил о предупреждении Зака, и задался вопросом, что же будет с ним, если выяснится, что в досье про нее была написана правда. Эта мысль была невыносимой. — Уже слишком поздно.
