Колонка щелкнула. Десять галлонов.
Мужчина поменял карандаш, зажал поперек костяшек пальцев, и штрихи сделались короче. Видимо, взялся за мелкие детали. Каждые несколько секунд он прерывался, чтобы навести тени, потерев бумагу подушечкой большого пальца. Затем сердито посмотрел на Джеймса, словно говоря: «Отойди, не мешай».
Джеймс уперся подошвами ног в землю и сплюнул сгусток крови. Ему внезапно захотелось поссориться с этим человеком – глупо, но хотя бы что-то. Может, если разбираться на бензоколонке с мелкими проблемами, большие покажутся не такими гнетущими. Однажды он слышал, что кризис мужского пола проистекает из того, что большинство современных проблем невозможно решить ударом по физиономии. Но поскольку мордобой не являлся сильной стороной Джеймса, он вообразил, что это прекрасно адаптирует его к нынешнему миру. Он был отзывчив, умен, умел внимательно слушать других, но ни одно из этих качеств не могло помочь ни Эль, ни их нерожденным детям. И вот сейчас ему просто хотелось съездить незнакомому человеку по морде.
В голове прозвучали отцовские слова, даже не произнесенные вслух, абсолютно предосудительные и чуждые: «Будь вежлив, обходителен, но планируй убить всех и каждого, кого встретишь».
Колонка снова щелкнула. Бензин залит.
– Ты действительно веришь во всю оптимистическую чушь, которую несешь? – спросила жена.
– Да, – солгал Джеймс.
Он смял чек и захлопнул дверцу с такой силой, что брякнули стекла. Эль вытерла глаза ладонью. Муж ударил по газам, вывел «тойоту» на дорогу, притормозил, опустил стекло, посигналил и показал советскому ковбою средний палец.
– Вот так-то. – Он ощутил в горле ком. – Я это сделал.
– А теперь, пожалуйста, поезжай побыстрее, – попросила Эль.
С полным желудком проглоченной крови Джеймс наблюдал, как фигура человека превращается в черточку в зеркальце заднего обзора. Тот повернулся на скамье, глядя им вслед. Загадочная рация (Черт! Джеймс про нее совершенно забыл) снова была в его руке. На таком расстоянии он не мог разглядеть выражение лица, но представил на загорелой физиономии самодовольную ухмылку и понадеялся, что совершил не самую большую в своей жизни ошибку, в округе, где все полицейские силы насчитывают двух человек.
Зачем мне это понадобилось?
– Дорогой…
Спидометр пополз за сотню, и Джеймс придавил тормоз.
– Вот сюжет о том, как я подставил нас под убийство.
– Если он станет преследовать нас, я тебя поколочу.
Но советский ковбой за ними не погнался, что оказалось еще хуже. Они пересекли границу Мосби и углубились на две мили в бесплодные пространства, когда радио «тойоты», последние сорок миль ловившее одни помехи, выхватило на фоне нескончаемого треска человеческий голос.
Шипение рации Уильяма Тэппа свидетельствовало об установленной связи.
Он ел «Читос» и, чтобы не пачкать пальцы оранжевой пылью, подносил их к губам медицинскими щипцами. Теперь отправил в рот восемнадцатую палочку (он по привычке считал то, что съедал). Обычно в пачке находилось около ста тридцати «читос», но в последнее время число снизилось до ста пятнадцати, а то и ста четырех в прошлом году. Тэпп относил это за счет жесткой экономии.
Его вердикт по поводу пары из Калифорнии в желтой «тойоте»?
Он пока не решил.
И прежде чем ответить, бросил на язык девятнадцатую палочку и не стал жевать. Так она размокнет, превратится в кашеобразный шарик, и ее можно будет проглотить целиком.
Джеймс и Эль слышали только два обрывка разговора – части фраз, как при переключении каналов старого аналогового телевидения. Первая звучала вроде как: «осталось четыре часа». И вторая – «черный глаз», причем оба слова произнесли как одно. Затем искажения все заглушили, и они, словно лишившись дара речи, сидели в оцепенении.
Эль подкрутила регулятор громкости:
– Это был…
– Нет. – Джеймс был уверен, что голос не принадлежал тому мужчине. Совершенно непохожий. Тонкий, слабый, произведенный ущербными голосовыми связками и худосочной грудью. Еще возникло впечатление, будто говорившему что-то мешало во рту – лежало на языке, например леденец. Джеймс слышал, что у Авраама Линкольна был слабый, дребезжащий голос, никак не сочетавшийся с его великой личностью. И именно такой, по какой-то неизвестной причине, только что прозвучал по радио. Вот именно, Авраам Линкольн. Дух великого республиканца возник на волне 92,7 FM и до смерти напугал их.
