Удивительно было то, что ни один жилец дома, ни один домочадец не уловили момент, когда свершилось «восстановление вертикали», как назвал его аспирант. Скорее, это было все же восстановление горизонтали, ибо вертикаль фиксировали гравитационные приборы Браткевича, горизонталь же легко распознавалась живущими в доме.
Люди выходили в коридоры, прохаживались по ним, расправив плечи, не скособочиваясь, как раньше, чтобы поймать правильное положение тела, а шли прямо, как свободные люди. Спрашивали друг друга, встречаясь:
– Ровно?
И отвечали:
– Ровно!
Собственно, и что еще нужно? Но в том-то и беда, что «ровное», спокойное существование зависело не только от положения стен и полов, но и от того, насколько спокойно домочадцы могут уживаться друг с другом.
Если они взвинчены, им тревожно и даже страшно, то тут любая ровная, как биллиардный стол, поверхность кажется подозрительно, нарочито кривой, и уже на простодушный запрос соседа: «ровно?» – отвечаешь рыком:
– Ни хера не ровно!
Неровно было на душе домочадцев и гостей дома перед открытием ночного клуба «Космос» с заявленным в афишах балом-карнавалом «Танцы под небесами».
Слухи распространялись смутные, недостоверные. То ли «русские будут бить хачей», то ли «Кавказ отомстит за товарища», а тут еще возникло откуда-то и распространилось с путающей стремительностью непонятное слово «табасаран», страшное, как Бармалей.
«Табасараны готовят резню…»
Более продвинутые домочадцы успокаивали обывателей и советовали заглянуть в Википедию, где было написано, что табасараны – мирная народность Кавказа, такая же, как чечены, только их поменьше, но зато эта народность дала миру знаменитую спортсменку Елену Исинбаеву, которая прыгает с шестом.
Табасараны носят кинжалы и прыгают с шестом! Чушь, одним словом.
Но смех смехом, а Пирошников это нарастание тревоги чувствовал кожей. Интересовался у Геннадия, как продаются билеты, кто покупает и какие меры безопасности предпринимает ночной клуб. Геннадий успокаивал, посмеиваясь:
– Не гоните волну, Владимир Николаевич! Все под контролем!
За день до представления билеты были распроданы. Расчетная вместимость клуба составляла одну тысячу человек. Примерно треть этого количества, по оценке Геннадия, была куплена подростками с соседних улиц, остальное – домочадцами и гостями с юга.
Пирошникова волновало соотношение сил. Он вдруг понял, что готовится к представлению, как к битве, и оценивает шансы сторон.
– Черт знает. Думаю, хачей примерно половина будет, – почесал в затылке Геннадий.
– Позови ОМОН, – вздохнув, посоветовал Пирошников.
Накануне выступления выяснилось, во-первых, что на дискотеку собираются все, то есть, Серафима с Юлькой тоже. Попытка Пирошникова отговорить провалилась.
– Сима, это может быть опасно, – понизив голос, доказывал Пирошников.
– Я слышу! Слышу! Ничего опасного! – закричала Юлька.
– Ну, пеняйте на себя!
Хотя, как они могут «пенять на себя»?
Во-вторых, встала проблема наряда. И тут Пирошников вспомнил о синем шелковом халате.
– Маскарад у нас или нет? Надену халат! – оправдывался он.
По правде сказать, намерение это диктовалось не столько его любовью к бытовой клоунаде, сколь детским желанием свести все к игре – и ночной клуб, и домочадцев с табасаранами, и сам этот дом, покоящийся на спине слепого крота по имени Плывун. Слава Богу, этот Плывун никуда не плыл, спал себе спокойно, изредка поворачиваясь во сне и пошевеливая лапой, когда слышал какие-то звуки сверху. Дом от его движений сотрясался, бывает, но не настолько, чтобы это сильно кого-то беспокоило.
Пирошников наивно думал, что вот увидят его нелепый наряд домочады с домохачами, рассмеются, обнимутся и отправятся в бар пить пиво. А пива хватит на всех.
Халат был напялен на трикотажный спортивный костюм красного цвета с надписью на груди «СССР» – иначе было бы холодно. Этот костюм подарила ему когда-то последняя жена, как бы в шутку, с напоминанием о стране, где он родился и жил большую часть жизни. Пирошников его не носил, но сейчас извлек из чемодана и примерил вместе с халатом.
