И все же именно Лонни, а не Джонни был главным предшественником бит–бума шестидесятых годов, если судить по количеству будущих звезд, которые в молодые годы, еще играя в любительских командах, постигали свое ремесло на его песнях. Так же как и Клифф Ричард, Марти Уайлд, Адам Фэйт и многие другие, кто добился более быстрого признания, Пол Маккартни, купив свою первую акустическую гитару, тоже пробовал себя в скиффле. Как всегда, при поддержке своего отца он сам научился играть на гитаре, обнаружив, что ему гораздо удобнее зажимать аккорды правой рукой, а играть левой.
Пол впитывал поп–музыку, как промокашка, и уже делал, как он считал, весьма неплохие успехи на своем новом инструменте, когда Джим напомнил ему, что, мол, уже пора расстаться с юношескими забавами и начать заниматься серьезным делом. Может, он и считал, что рок–н–ролл — самая захватывающая музыка на свете, но он–то из нее уже вырос. Почему, спрашивается, эта новая мода должна продлиться дольше, чем все мимолетные молодежные течения? Однако рок–н–роллу и в самом деле было суждено прожить дольше, чем всем этим «хула–хуп» и «ча–ча–ча». Разве Пол не прочел в Melody Maker, что многие скиффл–музыканты «переметнулись» в традиционный джаз, это новое «открытие», так они его назвали?
Основные ливерпульские бастионы традиционного джаза были расположены в районе Уайтчепел. Сюда входили Cavern, The Tample, и — с надписью «Вход чудакам, битникам и теддибоям воспрещен» — The Storywille (позже — The Iron Door). Кстати, на танцевальных вечерах Студенческого союза в художественном колледже тоже играл джаз–банд.
Однако ни один «папочка» из Ливерпуля не попал в Тор 20 наряду с Эккером Билком, Крисом Барбером и Кении Боллом, когда в 1961 году разошлись миллионными тиражами «Midnight in Moscow» трубача Болла и «Strangers on the Shore» кларнетиста Билка. Видите ли, здесь мало что зависело от вашего мастерства, важно было быть в нужном месте — в Ливерпуле или Манчестере — и в нужное время. Более того, это были те, кого знали.
Пол Маккартни не знал никого, кроме «The Quarry Men» Леннона и еще парочки скиффл–команд, которые влачили незаметное существование в связи с тем, что эта музыка пока не получила официального «одобрения». Все поп–музыканты принимали наркотики и вели беспорядочную половую жизнь, разве не так? На самом же деле единственным местом, где они могли получить хоть какие–то стимуляторы, были местные пабы, в которых им время от времени разрешалось выступать — помимо эпизодических вечеринок в школах и колледжах.
Вернувшись в реальность, Пол засел за экзамены уровня «О» на аттестат зрелости: два из них он сдал на год раньше срока, а оставшиеся доедал в течение дождливого лета 1958 года. Два месяца спустя результаты экзаменов появились на коврике у входной двери на Фортлин–роуд. Набрав достаточное количество баллов, чтобы перейти в шестой класс, он смог на неопределенное время оттянуть самое болезненное из человеческих решений — о выборе своего будущего, успокаивая себя тем, что, в случае чего, сможет зарабатывать себе на жизнь музыкой.
Он не представлял себе, как Джим собирался давать советы по поводу профессии, к которой большинство людей относятся с полупрезрением, если, конечно, ты не родился в актерской семье — как это случилось с манчестерским юношей Мэлкольмом Робертсом, чьи родители, работавшие в сфере шоу–бизнеса, устроили его в манчестерскую Школу музыки и драмы. Сразу после окончания учебного заведения он сделал головокружительную карьеру. Играя на трубе в Национальном молодежном оркестре, он успел попробовать себя как актер, в особенности в эпизодических ролях в известном телесериале «Coronation Street». Вскоре после этого он получил главные роли в вест–эндском мюзикле «Maggie Мае» («Мэгги Мэй») и гастрольной постановке «West Side Story» («Вестсайдская история»).
При тех же обстоятельствах Пол мог бы быть на месте Мэлкольма. Более того, можно было подняться на ту же высоту, не родившись в актерской семье; живые примеры тому — Фрэнк Синатра и англичанин Мэтт Монро, которому Синатра как–то сделал комплимент, сказав, что
