– Нет, – покрутил он головой, – я видел именно того, кого ты хотел. Не стоит меня проверять примитивными способами. Я зря денег не беру, запомни. Твой человек, которого я видел, кудрявый, с бычьей шеей, любит грызть ногти и ездит на светлой машине. Ты доволен?
Менза кивнул – сомнений нет, католик видел именно Бэрха.
– Что он передал мне?
– Твои друзья хлопочут об освобождении под залог. Им не терпится расспросить о деньгах, но твой человек уже сплел веревку.
– Он так и сказал? – насторожился Менза. – Сплел веревку?
– Да, – удивленно поднял брови монах, не понимая, что так взволновало китайца. Наверное, это условная фраза на жаргоне ночных кварталов? – Сегодня я снова увижусь с ним. Что ты еще хочешь передать ему, кроме указания заплатить мне?
– Скажи, что веревка должна быть длинной и прочной. Я хочу оказаться на воле раньше, чем этого добьются мои друзья. Пусть думает об этом день и ночь. И еще скажи, что расспрашивать будут не только меня.
– Ладно, – вздохнув, монах встал и, чуть наклонившись к подследственному, шепнул, – я все передам, но вы что-то затеваете, а мой сан не позволяет участвовать в этом. Не волнуйся, я буду нем, но пусть твой человек теперь сам дает тебе обо всем знать, помимо меня. Прощай!
Шлепая по полу разношенными сандалиями, надетыми на босу ногу, он подошел к решетке и постучал, вызывая надзирателя. Менза подскочил к монаху, схватил его за руку и повернул лицом к себе:
– Передай, пусть приготовит склады и за это получишь еще сто долларов.
– Я передам, – мягко высвободился католик, видя, что к решетчатой двери камеры приближается тюремщик.
После ухода монаха Менза сел к столу и, закурив, уставился невидящими глазами в пространство – в том, что отцам мафии удастся добиться его освобождения под залог, нет сомнений. Начинается бег наперегонки со смертью. Кто успеет раньше – он с Бэрхом или отцы темного бизнеса? Как только Менза, освобожденный под залог, окажется за порогом тюрьмы, каждый его шаг будет точно известен отцам и, в первый же вечер свободы или, самое позднее, на следующий день, его наверняка «пригласят» на «товарищеский ужин», где начнут «расспрашивать». Сбежать не удастся – просто не дадут, – а после расспросов конец один. Значит, он приговорен? Приговорен теми, кому помогал «отстирывать» деньги? Что же делать?
Пожилой уголовник, до самых глаз заросший седой щетиной, принес обед и, простужено сипя, сказал:
– Вас, говорят, скоро выпустят под залог? Не сегодня, так завтра?
И пошел прочь. Менза затравленно поглядел ему вслед и почти не притронулся к пище.
Вскоре за ним пришли, чтобы вывести на прогулку. Выйдя во двор, он сначала прикрыл глаза от яркого света, а когда открыл их, первое, что увидел, была наглая ухмылка Баглана – бывшего главаря шайки вымогателей, стоявшего неподалеку от тюремной стены, огораживающей глухой двор-колодец...
***
Любезно распрощавшись с выпустившим его на улицу офицером тюремной охраны, монах не спеша направился вдоль стены, шепча себе под нос молитвы. Дойдя до угла, он повернул и подошел к светлой «тойоте», за рулем которой сидел человек в костюме под цвет машины.
По-хозяйски открыв дверцу, монах расположился на заднем сиденье, и «тойота» сорвалась с места.
– Они действительно готовы, – закуривая, сообщил монах.
– Когда его будут переводить, сообщат адвокату, – откликнулся сидевший за рулем.
– Он просил приготовить склады, – стряхивая пепел, добавил монах.
– Спасибо, капитан, – поймав в зеркальце отражение лица лжемонаха, водитель подмигнул ему. – Куда вас подбросить?
– К заведению Мензы «Горбатый бык». Лучше всего, если высадите там, где начинаются ночные кварталы. Надо же передать распоряжения хозяина Бэрху? – усмехнулся «святой отец»...
***
Секретарь министерства внутренних дел – еще довольно молодой человек в подчеркнуто модном и дорогом штатском костюме – встретил сотрудника контрразведки, разъезжавшего на «тойоте», предельно любезно. Расточая сладкие улыбки и поминутно кивая в знак согласия с каждым замечанием гостя, он усадил его в кресло около небольшого столика и устроился напротив, положив перед собой папки с материалами дел.
