Жена моя, однако, оказалась более красноречивой, чем Татьяна. В основном говорила она. Наконец недоверия Бочковой удалось сломить: договорились, что, если в одной из очередных передач Лондонского радио прозвучит условная фраза-пароль, она поверит моей жене.
Татьяна и Ганка поспешили из Праги домой и обо всем доложили Бартошу. Бартош сообщил о договоренности в Лондон. Вскоре после этого в одной из передач выступил сам полковник Бочек (под фамилией Хидский) и произнес условную фразу. Итак, дело было сделано. Бочкова поверила и, уже не опасаясь провокации, связала Бартоша с Моравеком. В ту пору я, разумеется, всего этого не знал. Лишь позднее жена мне рассказала, как обстояло дело.
А в те дни Ганка вместе с Татьяной Гладеновой помогала Бартошу расшифровывать радиограммы. Конверты с шифровками Иржи Потучек доставлял нам обычно по утрам — ведь связь с Лондоном происходила ночью. Он приезжал на велосипеде, звонил внизу у парадного: ти-ти-ти-та, то есть три точки и тире, — произносил два-три слова и исчезал. Цифровые радиограммы расшифровывал Бартош. Делалось это с помощью разных, заранее определенных еще в Англии книг. Я сам, например, доставал Бартошу сборник стихов Сватоплука Чеха[16]. Фреда тогда сказал, какой именно сборник стихов был необходим — издание Отто, серия «Всемирная библиотека». Непременно это издание.
Гладена и Фреда как-то повздорили. Это произошло из-за Татьяны, и Фреде пришлось съехать от Гладеновых. Некоторое время он ночевал в каком-то пассаже, потом поселился у нас. Я продолжал ходить на службу. Дома с Бартошем оставалась Ганка. Фреда числился страховым агентом фирмы «Секуритас». Он был знаком с директором фирмы, который и устроил ему это «местечко». Так что, в отличие от нас, у Фреды было много свободного времени. Ведь Гладена, Яначек, Коштял, я, да и другие могли посвятить подпольной деятельности лишь время, остававшееся после работы. Бартош был занят только своими непосредственными обязанностями разведчика. Он завел несколько досье, каждое для определенного вида материалов: для военной информации, для информации политической, культурной и экономической…
Постепенно мы привыкли к опасностям, связанным с подпольной деятельностью. Когда они подстерегают тебя на каждом шагу, перестаешь обращать на них внимание, тем более что немцы как будто пока ничего не подозревали. Один случай, правда, заставил нас всерьез поволноваться. В пардубицких казармах имели место какие-то беспорядки среди немецких солдат. Мы тотчас сообщили о них в Лондон, а Лондонское радио вскоре передало эту новость в последних известиях. В Лондоне поступили неосмотрительно. Как там до них не дошло, что на основании этого сообщения нацисты могли понять, что передатчик работает именно в районе Пардубице? Однако со стороны властей никаких действий не последовало. Прошло несколько дней, и мы успокоились.
Когда среди нас появлялся Вальчик, у всех сразу поднималось настроение. Он был славный, жизнерадостный парень, развлекал нас рассказами о своей работе официанта. Обслуживая гестаповцев, например поднося им огонь к сигаретам, он прислушивался к их разговорам.
Фреда прочно обосновался у нас и даже не помышлял о возвращении в свою комнату в Дашице. Конечно, наша квартира не слишком подходила для подпольной явки: пятый этаж доходного дома, отсутствие черного хода, были и другие минусы. Тем не менее к нам постоянно приходили люди, которых я не знал. Бартош принимал их, и они беседовали о чем-то. Он часто отлучался по своим делам.
— Вот, жена, это — студенты, члены югославского «Сокола», — взволнованно сказал мне муж, придя с вокзала Вильсона.
— В самом деле? — с недоверием спросила я.
— Мне сказала это пани Шрамкова, и еще она просила передать тебе привет. Этим ребятам негде жить. У них нет отметки о прописке.
Я присела на диван, и мы начали обсуждать, где нам разместить их.
— Жаль, что мама сейчас у нас, — вздохнул муж. Дело в том, что зимой, с ноября до мая, у нас жила моя старенькая мама.
— А если спросить у других ваших сестер? — Он имел в виду сестер милосердия из добровольного общества Красного Креста; я была председателем его жижковского отделения с 1935 года, а пани Моравцова — его секретарем.
