Документальных подтверждений этой выходки Ивана Грозного не существует – есть лишь легенда. Но очень уж это в характере царя. И, как говорится, если бы такого события не было, его следовало бы придумать.
Вот и придумали (а может быть, и вправду было?). И подхватили. И вошла эта история в поэзию, в фольклор – куда только возможно.
Самое же знаменитое произведение на этот счет – баллада Дмитрия Кедрина «Зодчие»:
И спросил благодетель:
«А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?»
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
«Можем!
Прикажи, государь!»
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Особенное же значение балладе придавало то, что Кедрин написал ее в 1938 году, когда затрагивать такие темы было, мягко говоря, небезопасно. Однако же в случае с Кедриным все обошлось.
Кстати, этот храм – в действительности даже и не храм, а всего-навсего часовня. Внутри практически нет места для молящихся – таинственные узенькие лестницы, тесные галерейки, переходики. Замысел состоял в том, чтобы молящиеся размещались на громадной Красной площади, а в самом соборе только велась служба.
Пространство же вокруг этого храма сразу сделалась московской биржей бесприходных батюшек. Как правило, нетрезвые и опустившиеся, они толпились в ожидании заказа – что-нибудь освятить, кого-нибудь отпеть или же окрестить.
Брали эти батюшки гораздо меньше, чем приличные, из храма. И, разумеется, в клиентах дефициту не было.
* * *
В 1588 году к храму пристроили новый придел – в честь Василия Блаженного, самого знаменитого московского юродивого, которого здесь же захоронили. Жизнь его была своего рода воплощением юродства. Василий славился на всю страну. Он в любой мороз ходил босым, носил одну лишь драную рубашку. Мог исцелять, предсказывать, творить другие чудеса. Не боялся говорить царям всякие нелицеприятные слова, частенько осуждая их деяния. И ни разу не был за это наказан. Ведь считалось, что Василий – божий человек, и обижать его – великий грех.
По преданию, как-то после литургии блаженный подошел к Ивану Грозному и произнес:
– Я знаю, где ты был сейчас.
– Нигде я не был, только в храме, – ответил изумленный царь.
– Нет, ты был в другом месте – на Воробьевых горах, – сказал Василий Блаженный.
Царь Иван действительно на протяжении всей литургии не молился, а придумывал, какой бы себе выстроить дворец на Воробьевых. Он устыдился и стал еще больше считаться с юродивым.
В другой раз во время царского обеда Василий трижды подходил к окну и выливал туда вино.
– Что ты делаешь? – спросил царь.
– Тушу пожар в Новгороде, – ответил юродивый.
Впоследствии выяснилось, что в это время Новгород и вправду загорелся, а жители его встречали босого старика, который ходил по горящему городу и заливал водой пылающие дома. Молитвою Василия Блаженного город удалось спасти от разрушения.
И таких историй – множество.
Неудивительно, что старое название – храм Покрова что на Рву – постепенно уступило место новому – храм Василия Блаженного. Пушкин же в своем «Борисе Годунове» зашифровал под юродивым Николкой именно этого святого. Действительно, между Борисом Годуновым и юродивым происходит очень характерный диалог:
– Николку маленькие дети обижают… Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
– …Молись за меня, бедный Николка.
– Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода – Богородица не велит.
И не важно, что к Смутному времени Василий Блаженный скончался. Пушкин все-таки писал произведение художественное и мог себе подобное позволить.
* * *
Да что там Пушкин со своим Борисом Годуновым! Василия Блаженного до революции видели в снах! Один из таких своих снов рассказывал писатель А. М. Ремизов: «Толпа, крякнув, осадила, головы обнажились, а на Лобном месте показался маленький человечек: он был в высоких воротничках и смокинге, а голова его была повязана платком по-бабьи.
– Юродивый, – прокатилось по площади из уст в уста, – это юродивый сам…