Публичной и общедоступной галерея была названа условно. Кокорев не ставил целью приобщить к изящному простого мужика, а потому, как истинный предприниматель, ввел «для всей образованной и жаждущей образования публики» плату за вход – 30 копеек (по тем временам не маленькие деньги). Правда, по праздникам билет стоил в три раза меньше, но, как правило, российский обыватель не планировал на праздник посещение музеев – у него в смысле отдыха были иные предпочтения.
Зато для тех, кто мог себе позволить наслаждаться живописью (а в галерее были вывешены работы Левицкого, Венецианова, Брюллова, Айвазовского, Ван Дейка, Брейгеля и прочих знаменитостей), тут действовал своеобразный клуб – с залом для публичных лекций и трактиром, выполненным в «русском вкусе». Тут на «литературных утрах» выступали Достоевский и Островский.
Особо поражало обустройство экспозиции. Один из посетителей писал: «Все восемь залов музея убраны богато и со вкусом. Мягкие диваны, красивая резная мебель в русском стиле, прекрасный паркет, столы с затейливой инкрустацией… бюсты мраморные и алебастровые, дорогие вазы… достаточный свет сверху». Кроме того, из-за границы были получены особые увеличительные стекла и так называемые «жестяные очки» для рассматривания подробностей художественных произведений.
Увы, первый российский картинный музей очень скоро закрылся. Он просуществовал всего лишь восемь лет. Причиной тому были не конфликты с властью, не обвинения в свободомыслии, а элементарные предпринимательские неудачи.
П. Бурышкин, самый знаменитый из исследователей московского купечества писал: «Как многие другие русские самородки, Кокорев не сумел удержаться на том высоком уровне, куда сумел себя вознести. Все его благополучие было связано теснейшим образом с откупами. Когда откупное дело стало сходить на нет, его дела пошатнулись, и он увидел их запутанными. Он расплатился с казной, отдав за полцены свое Московское подворье (гостиница, которая на самом деле называлась Кокоревским подворьем – АМ.), продал свою коллекцию картин, свой дом. Совсем он не разорился, но прежних возможностей у него уже не было».
Главным покупателем картин выступило Министерство императорского двора. А часть работ ушла к другому купцу и коллекционеру, Д. П. Боткину (он жил неподалеку, на Покровке). Само же здание купило так называемое Петропавловское училище, и, безусловно, в нем стали воспитывать юных москвичей в духе возвышенной романтики.
Иной раз даже с перебором. Однажды, в частности, в газетах появилась информация: «В мужском училище при лютеранской церкви св. Петра и Павла… во время классных занятий, ученик 3 класса, германский подданный Фридрих Франгольц, 14 лет, выстрелом из револьвера в грудь лишил себя жизни. Из оставленных покойным писем видно, что он решился на самоубийство «от безнадежной любви».
В обычных казенных гимназиях подобное не наблюдалось.
Табачная лавка в старинном дворце
Дом полковника Хлебникова (улица Маросейка, 17) построен в 1782 году по проекту (предположительно) архитектора В. Баженова.
Дом №17 на Маросейке, в котором ныне располагается Белорусское посольство, в общем-то, ничем особенным не выделяется. Синенький домик с беленькими, пусть и многочисленными украшениями. Москвичей таким не удивишь. Разве что надпись над воротами своеобразная: «Свободен от постоя». Эта надпись сохранилась со времен дореволюционных и обозначает, что владелец внес некую сумму на строительство казарм и, следовательно, военных квартирантов к нему подселять не следует.
А между тем в начале девятнадцатого века этот дом считался одним из самых примечательных дворцов первопрестольной. И, не в последнюю очередь, благодаря его росписям.
Он был построен архитектором Василием Баженовым для некого полковника М. Хлебникова. Впрочем, то, что дом – дело рук Баженова, всего-навсего предположение, как почти что во всех случаях, связанных с именем этого загадочного и таинственного архитектора-масона.
Спустя десятилетие Хлебников продал свою недвижимость более знаменитому военнослужащему, П. А. Румянцеву, прозванному за одну из своих многочисленных викторий Задунайским.
