Стараясь ступать на цыпочках и не выходить из тени, он ускорил шаг и скользнул в темный проулок. Дома тут стояли так близко друг к другу, что почти можно было коснуться стен, если раскинуть руки.
Карась скрючился в самом темном углу и горячо пожелал, чтобы Марель дель Бриз свернул сюда один, а второй человек пошел дальше по улице Гулящей.
Но они возникли почти одновременно. Профессор, кажется, немного протрезвел от прохладного вечернего воздуха, во всяком случае, шагал он заметно ровнее. А второй человек… сначала Карась обрадовался, подумав, что тот обгоняет профессора, а потом две тени слились в одну, сверкнул металл, раздался удивленный возглас, удар, хрип и…
Карась зажал себе рот, чтобы не завизжать как девчонка.
Он знал этот звук, с которым клинок пронзает тело, этот мерзкий хрустяще-хлюпающий звук, который…
Он зажмурился.
…с которым год назад совсем другой клинок пронзил тело его отца. Карась слышал это из-под кровати, куда отец велел ему забраться и сидеть тихо. Наверное, именно тогда что-то случилось с его носом, потому что кровь пахла так горячо, тошнотворно и сильно, этот запах заполонил всю комнату, залез в его нос, горло, разорвал его грудь и не давал дышать долго-долго, а потом Карась чувствовал, как меняется этот запах, когда лужи отцовской крови на полу остывают и высыхают. Он пролежал под кроватью почти сутки, наедине с запахом крови, потому что знал: пока он будет лежать так, от его мира остаются какие-то призрачные ошметки, а когда он выберется и увидит — его мир рассыплется на куски окончательно и навсегда.
Кровь, льющаяся на холодную землю, пахла иначе, острее, и этот запах тоже обволок весь Карасий нос, по горлу добрался до груди и заметался там кашлючими пузырьками.
Карась сглотнул раз, другой, зажал рот так сильно, что ногтями впился в щеки. Его колотила дрожь, но он этого не понимал, только в отчаянии соображал, что руки плохо закрывают рот, и это паршиво, потому как тот вот-вот начнёт орать. Карась смотрел на лежащее тело профессора широко открытыми глазами, но почти не сознавал, что именно видит. Вот второй человек отирает об одежду Мареля длинный кинжал и возвращает его в ножны на бедре, начинает шарить по карманам профессора, шарит там так бесконечно долго, и Карась всё боится вдохнуть и понимает: вот-вот пузырьки в груди окончательно расцарапают его грудь, и он зайдется кашлем, который услышит вся Бризоль. К горлу подкатывает, и Карась пытается сделать глубокий вдох ртом, но не может, потому что зажимает рот руками.
Наконец убийца издает восклицание, которое Карась слышит словно сквозь толщу воды, и поднимается. В руке у него тонкая кожаная трубочка, в каких всякие умники носят важные бумаги. Лежащий на земле Марель дель Бриз хрипит, он еще жив, убийца коротко и сильно бьет его каблуком в висок и идет, кажется, прямо на Карася. Тот снова хочет заорать, но снова не может, потому что всё еще зажимает себе рот руками, а убийца проходит мимо него, обдавая запахом кожи и солёного ветра, проходит и пропадает в темноте, как и не было.
Карась, тут же отмерев, бежит в другую сторону, к улице Гулящей, откуда пришел, кажется, десять лет назад. Но не добегает — его колени подламываются, и он, сам не понимая как, оказывается сидящим перед телом профессора, и тот держит его за руку своей большой ледяной рукой, на губах у него пузырится чернота с запахом крови, эти губы что-то шепчут, но Карась не понимает. Второй рукой он держит откуда-то взявшийся увесистый кошель.
— Сала-мандру, — выдыхает Марель дель Бриз, глядя на него невидящим взглядом, — найди, най…
А потом он закашливается черными пузырями, и его рука больше не держит руку Карася.
***
Бризоль с утра выглядела как разъяренный пчелиный улей — Аэртону дель Бризу доводилось наблюдать такие на старой ферме у дядюшки Бартона в Сарксе. В распахнутых окнах дома напротив виднелись силуэты погруженных в повседневность людей, по брусчатой мостовой катили кареты, пассажирские дилижансы, да изредка появлялись груженые различным товаром повозки, развозящие поставки со складов по лавкам и магазинчикам Счастливой улицы. По тротуару спешили по своим делам господа в деловых сюртуках, погруженные в свои проблемы, под ногами у них крутились уличные мальчишки — разносчики «Вестей Бризоли», серого газетного листка, лоточники с пирожками и просто попрошайки, последним доставались пинки и тычки от ровесников, находящихся при деле, и всем одинаково перепадало тростью по спине от потерявших терпение бризольцев.
