В городе существовало лишь одно место, которое Хэнк мог бы назвать своим домом — огромная бетонная плита в одном из кварталов Катакомб. Хэнк расчистил ее, освободив от камней и мусора, еще весной и с тех пор поддерживал здесь относительный порядок. Обитатели Катакомб признали за ним его собственность и оставили в покое. Все равно бетонная плита не представляла для них никакого интереса.
Там и разыскал его Мот приблизительно в четыре часа утра. Хэнк, скрестив ноги, восседал в самом центре площадки и размышлял.
— Прекрасная ночь, — заметил Мот, усаживаясь на бетон рядом с Хэнком.
Тот молча кивнул.
— Этот твой пес смотрел, как я подходил. Если бы я ему не понравился, он наверняка цапнул бы меня.
— Он вовсе не мой, — сказал Хэнк. — Он сам по себе.
— Как и каждый из нас.
— Как и каждый из нас, — согласился Хэнк.
На некоторое время Мот позволил тишине опуститься между ними.
— Ты в порядке? — спросил он минуту спустя.
— Не знаю. Вроде все по-прежнему, но я в этом что-то не уверен.
— Это из-за зверолюдей?
— Из-за них и из-за историй Джека, — ответил он после недолгого молчания. Он повернулся, чтобы посмотреть на Мота, и в свете звезд его лицо казалось призрачным пятном. — У меня появилось ощущение, что надвигается нечто важное, совсем как в его рассказах.
— Это не должно тебя затронуть.
— Поздно, — сказал Хэнк. — Уже затронуло. А я по-прежнему не понимаю, куда это меня заведет.
Голос Хэнка звучал утомленно.
— Ты сегодня поспал хоть немного? — спросил Мот.
— Повалялся у Тони пару часиков.
— Ты разговаривал с Джеком?
— Не застал его. — Хэнк неуверенно помолчал, потом добавил: — Зато я встречался с Лили. Той женщиной из прошлой ночи.
Мот молча ждал продолжения.
— Она чувствует то же самое. Что попала в какую-то историю, но не знает, в какую именно. Кажется, она решила выждать.
— Чего она ждет?
— Чего-нибудь, — пожал плечами Хэнк. — Я этого не знаю.
Мот улегся на спину, опираясь на локти, и уставился в ночное небо. Было тихо. Сюда не доносится шум автомобилей с Уильямсон-стрит или из Йорса. Не слышно даже байкеров, хотя в это время они обычно только начинают разъезжаться. Слушая Хэнка, размышляя над рассказами Джека и историей, поведанной ему Джимми, Мот чувствовал, как постепенно, вслед за своим другом, соскальзывает в какую-то иную реальность, туда, где все эти истории могут происходить на самом деле. Уже происходят.
Но, черт побери, он ведь по-прежнему здесь.
— Я сегодня навестил Джимми, — произнес он, не отрывая взгляда от звезд. — Попросил его повторить ту историю — в ней речь шла о собакоголовом парне.
— Да, что-то припоминаю. И что с того?
— Просто хотел сказать, что ты не один.
Хэнк медленно кивнул:
— Тогда вечером мы все неплохо повеселились. Я говорю обо всех посетителях Джимми.
— Но теперь нам не до смеха.
— Похоже на то, — согласился Хэнк. На какое-то время он погрузился в свои мысли, потом неожиданно произнес: — Джек рассказывает другую версию этой истории — о самой игре и всем остальном.
— Да, но Джимми утверждает, что все это заняло три часа, а не три дня.
— Вот поэтому у Джека получается лучше.
Мот, даже не глядя, почувствовал, что Хэнк улыбнулся. Его выдал голос.
— Не стану с этим спорить, — произнес Мот. — Но тогда выходит, что Джек не просто развлекает нас рассказами о всяких странностях. Вероятно, у него есть какая-то иная причина рассказывать нам свои истории. Слушая его, мы внимательнее прислушиваемся друг к другу и в результате лучше понимаем разные вещи, в том числе и самих себя.
Хэнк кивнул.
— Похоже, мы и его должны понять немного лучше, — продолжил Мот.
Снова в воздухе повисла тишина, спокойная, как состарившийся пес.
— Может, не только его, — сказал Хэнк. — Днем я говорил с Кэти.
Мот молчал. Он просто ждал, пока ночное небо соскользнет в его глаза и заполнит все его существо. Такое огромное небо, оно преображает души людей и для них все предстает в истинном свете. Какими бы тяжкими ни были наши проблемы, мы сами и наши беды, на фоне бескрайнего мироздания они кажутся ничтожно мелкими.
