— Ты что творишь?! Право руля!
Я сам понял, что много взял влево, лихорадочно и до отказа переложил руль вправо. Но слишком много. Лайнер круто покатился вправо и не миновать бы катастрофы, но капитан подбежал к машинному телеграфу, дёрнул рукоятки на «Полный назад!», отшвырнул меня и сам схватился за руль. Выровняв теплоход на курсе, облегчённо вздохнул и подозвал к себе старшего помощника.
— Где вы нашли это чудо? Он же ни бельмеса не петрит в компасе!
— Из пароходства прислали… на замену отпускникам…
— Ну, я с вами ещё разберусь… Боцмана ко мне! А ты…, — он смерил меня уничтожающим взглядом, — а ты… пошёл вон с глаз моих!
Побитым псом я вернулся в каюту. Вовка лежал на диване и читал «Женщину в песках» Кобо Абэ.
— Чего так рано, Хуго? — откладывая книгу, поинтересовался товарищ.
Я рассказал о своих злоключениях на мостике. Вовка расхохотался.
— Ину мо арукэба бо ни атару, — тотчас привёл он японскую поговорку, что означало: «И собака, бегающая где–попало, получает палкой!».
За стеклом забрызганного водой иллюминатора уже плескались волны Японского моря, когда по судовой трансляции объявили:
— Матросу Гусаченко прибыть в каюту капитана.
У роскошной двери из лакированного красного дерева я потоптался в нерешительности и несмело постучал.
— Войдите.
Вошёл.
Капитан сидел в кресле, в пижаме и шлёпанцах, уже лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти. Над прищуренными и совсем не злыми, как мне до этого показалось, чёрными глазами, торчали густые брови.
Как и полагается во всех морских романах, капитан пил кофе и курил трубку. На столе лежали журналы «Морской сборник», газеты. Высокий японский вентилятор шелестел их страницами.
Пол украшал большой персидский ковёр, а вход в спальню прикрывала ширма из голубого японского шёлка, расшитого золотистыми узорами и видами розовых пионов. В углу каюты, над холодильником попискивала в клетке жёлтая канарейка. Интерьер дополняли телевизор на тумбочке, привинченной к полу, шкаф с книгами и морскими картами, большой глобус и картина Ивана Айвазовского «Девятый вал».
Из открытого иллюминатора доносились звуки вальса: на палубе, освещённой прожектором, танцевали счастливые туристы.
Без кителя и фуражки капитан выглядел совсем домашним и нисколько не страшным.
— Что же ты, студент, якорем тебя по кнехту, обманул боцмана, сказал, что стоял на руле? — прихлебнув кофе, душевно спросил капитан.
— Очень хотелось научиться, товарищ капитан.
— Кто же учится на выходе из бухты? Ты мне чуть судно не угробил, осьминог тебя возьми! И тех пассажиров, что веселятся сейчас на юте. Им и невдомёк, что были на волосок от гибели. Ай–яй–яй! Благодарение Всевышнему, что не допустил столкновения, спас нас всех. Ведь ты завернул судно так, что в него чудом не врезался проходящий мимо рыболовный траулер. Не отработай я винтами, всё, студент, не сидел бы я сейчас за чашечкой кофе. И ты не стоял бы здесь! Даже подумать боюсь, что могло произойти. О-очень хоте–елось научи–иться! — передразнивая меня, нараспев протянул капитан. — Вот, вышли в море, становись на руль и учись. Вахтенный помощник всё объяснит. Я распоряжусь, чтобы тебя поставили на вахту. Ступай, студент… Эх, молодёжь, молодёжь…
Ещё не раз я заходил в капитанскую каюту.
В бухте Провидения увидел в магазине шикарный итальянский плащ. Висит свободно, никто не покупает. Кому на холодной Чукотке белый плащ нужен?. Денег нет, побежал к капитану. Дал взаймы до получки.
В японском магазине — мы тогда курсировали на линии Находка — Йокогама, по причине отсутствия валюты попал я впросак, из–за пухового свитера чуть было в полицию не попал. Капитан выручил: открыл сейф и отсчитал нужную сумму йен.
На Камчатке группа туристов уезжала к вулкану Авача. Обратился с просьбой съездить с ними, что не дозволялось членам экипажа. Разрешил.
Капитана звали Шалва Григорьевич Асатиани.
Не думаю, что он сейчас жив. Больше сорока лет прошло.
Вечная тебе память, добрый человек!
Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, православного христианина Шалву Григорьевича Асатиани, славного моряка, прости ему вся согрешения вольная и невольная и даруй ему Царствие Небесное за его человеколюбие. Аминь.
