Рафаэль не стремился сейчас быть нежным, но и не проявлял особой грубости. Он просто был рассерженным мужчиной, лишившимся иллюзий, который должен получить от опытной, как он полагал, женщины то, что она могла и должна была ему дать. Он был и зол, и одновременно переполнен болезненной горечью, возникшей оттого, что он застал ее с Лоренцо, и поэтому не стремился проявить себя искушенным любовником, каким обычно бывал. Его не заботили ее ощущения. Он просто обладал ее телом и не сдерживал всех своих чувств — страсти, симпатии, ненависти.
Элизабет не знала и не могла знать всех тонкостей любовной игры. Она была захвачена импульсами удовольствия, которые разливались по ее телу, когда Рафаэль продолжал свои ритуальные движения, входя в нее все глубже и глубже, она знала одно: это он — источник испытываемого ею блаженства.
И вот когда пульсирующая сладостная боль между ее бедер достигла предельного уровня, он задрожал — и все было закончено, его тело стало сползать на простыни.
Ошеломленная, она смотрела вверх на его смуглое, злое лицо. Ее руки по-прежнему бессознательно сжимали его шею, она чувствовала что-то сродни неудовлетворенному голоду и шептала:
— Ну, пожалуйста, пожалуйста…
Долгим взглядом Рафаэль посмотрел на доставляющие ему боль ее прекрасные черты, большие фиолетовые глаза, обрамленные густыми ресницами с золотистыми кончиками, полный зовущий рот и со злостью ощутил, как в его теле вновь пробуждается желание. Это привело его в неописуемую ярость, причины которой он и сам не мог бы объяснить толком.
Ненасытная сука, подумал он. Сука с лицом ангела. Но он хочет ее. Прости его, Господи, о как он ее хочет!
Злясь на себя, Рафаэль запустил руки в пряди ее серебряных волос грубо и бесцеремонно. Он повернул ее лицо к себе, притянул ближе и сердито прорычал:
— Я не делю своих женщин ни с кем, Англичанка. Ты принадлежишь Лоренцо, но тебе, видимо, скучно, если в постели только один мужчина. А у меня нет намерений иметь женщину, которая не принадлежит мне и только мне одному!
Ее глаза столкнулись с его твердым взглядом, и она тихо спросила:
— А я могу быть единственной женщиной в твоей постели?
Он ухмыльнулся:
— Да, ты могла бы быть той, которая возьмет от меня все и мне никуда не захочется идти.
Улыбка потихоньку сошла с его лица и он покачал головой:
— Но этого, Англичанка, не будет. Если бы я решил обладать тобой еще раз, я сделал бы тебя своей любовницей. Но хочешь того или нет, рано или поздно ты все равно изменила бы мне, даже если бы я и решился на такой безумный шаг. Кроме того, — он с удивлением услышал свои собственные слова, — тебе вряд ли понравились бы те места, куда мы могли бы с тобой уехать.
В силу каких-то необъяснимых причин она вступила с ним в спор:
— Откуда ты знаешь, поехала бы я или нет — ты ведь пока не пригласил меня? Он покачал головой.
— Нет, дорогая, на этой лошадке ты меня не обскачешь. Ты не заставишь меня сделать что-то такое, о чем мы потом оба будем жалеть. Оставайся там, где ты есть.
Подталкиваемая бесом, боясь, что разговор сейчас закончится и все оборвется, она прошептала почти вызывающе:
— А если я все же не останусь там?
Его серые глаза сузились, и довольно злая улыбка скривила губы:
— Ты хочешь побороться со мной, Англичанка? Знаешь, если ты по глупости не послушаешься моего совета, тебе придется пожалеть об этом, я обещаю тебе. Оставайся там, где ты есть, и это гарантирует тебе безопасность. Но помни, что если я когда-нибудь застану тебя еще раз в подобной ситуации, то ты получишь то, чего заслуживаешь.
С грацией хищника он покинул постель и, не глядя на Элизабет, быстро стал одеваться. Уже полностью одетый он снова подошел к постели и посмотрел на нее, лежащую на смятых простынях.
Элизабет понимала, что он сейчас покинет ее навсегда, уйдет из ее жизни и, несмотря на то, что она была замужней женщиной, она захотела, чтобы Рафаэль остался… или забрал ее с собой. Теперь ее фиолетовые глаза блестели от слез, а мягкие губы дрожали, когда она смотрела на него, не отводя глаз, пытаясь загипнотизировать, задержать, оставить только для себя.
