Но это длилось не больше секунды. Потом, как разъяренная черная пантера, он вскочил с кресла. Ему пришлось сильно потрясти головой, чтобы стряхнуть капли водки и осколки стекла, которые полетели в Бет.
— Что тебе надо, проклятая дикая кошка? Мне надо было бы придушить тебя и, может быть, я так и сделаю! — Его глаза сверкали, в них ясно читалась открытая угроза.
Но Бет не испугали его угрозы, даже когда он во весь рост предстал перед ней, она не отступила. Почти испытывая удовольствие от этого опасного противостояния, она стояла перед ним подбоченясь.
— Ну, давай попробуй! Дотронься до меня хоть пальцем, и я выцарапаю тебе глаза!
Он мрачно смотрел на нее из-под густых бровей, зная, что меньше всего ему хотелось бы причинить ей боль. Он видел только одно: как она красива — видел эти волосы, этот коралловый рот! Его гнев уже спал, и ему было страшновато от того, что независимо от ее действий, от количества любовников в прошлом или в будущем, у нее есть одно преимущество над ним — она легко может сломать скорлупу, в которую он попробовал спрятаться от всего мира. Эта мысль испугала и потрясла его — такая маленькая и хрупкая женщина может разрушить строившуюся чуть ли не всю жизнь мощную оборонительную стену против… любви.
Они смотрели друг на друга, как два шипящих кота. Рафаэль, ощутив ситуацию, внутренне засмеялся, это отразилось в его глазах. Но Бет была на этот раз не склонна к компромиссу, и смешинки в его глазах разъярили ее. Она бросилась на него с кулаками.
— Как ты смеешь смеяться надо мною? — Почти плача от бессилия, она яростно продолжала:
— Ты использовал меня с момента первой встречи, а теперь еще и смеешься надо мной. Ты лгал Себастиану, и он теперь думает обо мне как о создании, лишенном нравственных устоев, а ты еще и смеешься! Я твоя любовница?
Она колотила по, казалось бы, совершенно бесчувственному телу Рафаэля и продолжала кричать:
— Я не твоя любовница! Не была ею! И не буду! Он поймал ее руки, сжал их и притянул к своей груди. Со странным выражением глядя на ее возмущенное личико, он спросил тихим голосом:
— Разве ты не являешься хозяйкой моего сердца? Такой вот любовницей?
Он сказал это так тихо, что Бет почти пропустила слова мимо ушей, но восстановить их ей не удалось, потому что его ищущие губы уже напали на ее мягкие уста. И она поняла, что сейчас он пробудит в ней те таинственные силы, которые бросают ее в его объятия. Она пыталась бороться и, наверное, даже победила бы, если бы поцелуй был просто нежным, но было что-то в его поцелуе новое для нее, и она непроизвольно ответила на него. Поцелуй был долгим, страстным и одновременно удивительно нежным. Она уже забыла обо всем, в том числе и о причинах своей гневной вспышки. Она была в объятиях Рафаэля, и это было тем, что ей хотелось больше всего на свете.
Его рука гладила ее лицо, а губы двигались по щекам и бровям, потом он вернулся к ее сладким губам, и с легким стоном она признала поражение, прильнув к его горячему телу. Больше бороться со своими внутренними желаниями она была не в силах. Рафаэль ощутил победу, и его губы стали более требовательными. Потом он поднял ее на руки и понес к широкой софе, обтянутой вельветом.
Очень осторожно, как будто она была хрупким изделием из тончайшего фарфора, он положил ее на софу, ни на секунду не отрывая своих губ от ее уст. Встав на колени рядом с ней, он осторожно ласкал руками ее маленькие груди. Бет почувствовала, как набухают ее соски, и в ней нарастает всеохватывающее и непреодолимое желание.
Тело Рафаэля напряглось, оно рвалось к ней, ему хотелось скорее ощутить под собой ее белую мягкую плоть. Его пальцы со странной дрожью нетерпения стали расстегивать застежки ее платья.
Как ни странно, но именно касание его рук, снимавших с нее одежду, возвратило ее к реальности, и она, ощущая какое-то отвращение к происходящему, подумала, что слишком вольно позволяет ему вести себя с ней, как с легко доступной распутницей.
С легким возгласом отвращения она оттолкнула Рафаэля и вскочила на ноги.
— Не смейте трогать меня!
Она буквально раздваивалась: тело рвалось к нему, а голова протестовала против его обращения с ней. На глаза Бет навернулись слезы, и она дрожащим голосом потребовала:
