Смотря на них. Бет поняла, почему они коротко и гордо величают себя одним словом: «Люди». И еще почему их называют Лордами с холмов.
У них действительно был царственный вид.
В отличие от мужчин, женщины были полностью одеты. На них были кожаные рубахи и богато украшенные юбки, но все равно они производили впечатление необузданных созданий, а лошади под ними шли так же легко и грациозно, как под воинами. Они тоже были раскрашены, но немного по-другому, чем воины.
Бет глянула на Рафаэля и поняла, что его дикость наверняка унаследована от команчей. Видя его густые, черные как смоль волосы, она пыталась представить их украшенными перьями и бусинами. Он ощутил ее взгляд и, прочитав ее мысли, коротко сказал:
— Да!
Потом, повернувшись к Сэму Маверику, заметил:
— Пожалуй, мне пора еще раз к полковнику Фишеру. Прошу простить меня за отсутствие.
Потом, повернувшись, он посмотрел на Натана:
— Подождите меня на этом самом месте. Я вернусь в нужный момент и помогу вам попасть внутрь дома.
Бет смотрела, как он уходил, со смешанными чувствами. Она понимала, что в его отсутствие ей будет легче контролировать себя и собраться с мыслями, но, с другой стороны, без него она ощущала пустоту.
Это был яркий солнечный день, прекрасный весенний день, который вовсе не располагал к ужасным кровавым событиям, до которых оставалось всего несколько часов. К тому времени, когда солнце должно было уйти за горизонт, выяснилось, что уже никогда не будет мира между белыми и Людьми с холмов.
Встречу Рафаэля с полковником Фишером и еще двумя белыми участниками переговоров по его оценке назвать удачной было нельзя. Все трое были военными и так же, как президент Техаса и его военный министр, считали, что «все индейцы — это грязные дикари и дикие звери, поэтому их надо поголовно уничтожить».
Рафаэль ощущал себя обвиняемым на суде. Они подозревали его в симпатиях к команчам и смотрели на него с плохо скрытой враждебностью. Его опасения по поводу развития событий укрепились, дело запахло кровью и порохом. Он продолжал убеждать своих собеседников, поражаясь, что ему еще хватает на это терпения. Но, наконец, и оно лопнуло.
— Вы, видимо, не понимаете, почему я объясняю вам, что с прибывшими сюда команчами вы должны разговаривать так же вежливо и с такой же степенью уважения, как с представителями иностранной державы. Они ведь действительно не ваши подданные и прибыли на мирные переговоры.
Полковник Маклеод, крепкий человек среднего роста и возраста, воскликнул почти с недоверием:
— Какие там иностранцы! Все они — банда грязных дикарей, вторгшихся на нашу суверенную территорию. Они не в большей мере нация, чем стадо быков!
Глаза Рафаэля сузились:
— Вы, сэр, еще пожалеете об этих словах. А затем он обратился уже к Фишеру:
— Если, сэр, вы сделаете хоть одно угрожающее движение в сторону вождей, прибывших сюда сегодня, вы нарушите святость мирных переговоров, более того, вы подвергнете опасности жизнь всех без исключения пленников и разрушите навсегда надежду на мир с команчами.
Фишер, разозлившийся на Маклеода за его прямолинейность, постарался разрядить напряженность и легко произнес:
— В чем вы меня подозреваете? Вы что думаете, я собираюсь перебить их, пока они спят в своих вигвамах? Молодой человек, не отрывайтесь от реальности.
— Нет, — признал Рафаэль, — в этом я вас не подозреваю. Но опасаюсь, что вы можете задержать их как заложников до того момента, пока не будут возвращены все пленники.
Трое военных обменялись взглядами. Фишер зашелестел бумагами, которые лежали перед ним на столе, и, не глядя в глаза Рафаэлю, с некоторым вызовом сказал:
— Ну что же, нам остается только поблагодарить вас за то, что вы ознакомили нас с вашими чувствами.
Нам известно, что вы хорошо знаете ту сторону, и ваши комментарии ценны для нас. Но это военная акция, и у нас уже имеются приказы президента.
И показывая, что разговор подошел к концу, он добавил:
— И мы постараемся выполнить эти приказы наилучшим образом, так, как мы это понимаем.
Еще несколько минут назад Рафаэль собирался спорить до победы, но теперь понял, что это бессмысленно. Он холодно раскланялся и вышел из здания суда. Задумчиво раскурил свою длинную черную сигару и, пыхнув несколько раз дымом, пошел через площадь к дому Мавериков. Его мучила дилемма: должен ли он выдать вождям команчей замысел, в котором подозревал техасцев, и сказать им, что белые собираются играть по другим правилам? А может быть, не стоило подгонять события, а надо просто молиться Богу, чтобы его подозрения были ошибочными?
