Пока догорает азбука - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

и великий король
принимает кровавую ванну.
Руду для королевских ванн
добывают шахтёры Якýб и Ян.
Великий король на языке немецком / небесном пролаял речь.
Сонмы ангелов в форме бросали грешников в печь.
Хоры ангелов в форме его славили у престола:
Он сотворил всё! всё! всё!
Он сотворил чуму и мученье!
Он сотворил меч и мечту!
Великий король умер. Разбрелись по земле
вестники без вести, татуированные:
«Free Eden»
Freie Eden!
Libero Eden!
….
На всех языках мира

Теряя звезду

в радиоактивном саду
в геральдическом небе
я видел, как зажигали октябрьскую астру.
мать держала меня на руках, я смотрел с балкона одиннадцатого этажа,
как фонарщик, поднявшись по лестнице, помахал мне рукой.
он чиркнул спичкой, и начался термоядерный синтез.
лепестки моей астры проницали мир, как рентген,
её познание было озарением; она была
иная, не такая, как все:
гораздо больше, сильнее, прекрасней, опаснее, чище, мощней, горячее.
она говорила со мной, она звала, она приказывала и требовала,
она была нестерпимо жестока, безоглядно жертвенна,
она истекала, как кровью, звёздным ветром.
она пугала меня: я предавал её.
я знал: она плохо кончит.
в радиоактивной вспышке, в ударной волне
я наблюдал катарсическую катастрофу.
не остави мене, ниже отступи от мене, вся мне прости,
мой сокровенный Господь,
ни трифтазин, ни даже аминазин
не понизил градус отчаянья, когда я наблюдал твой гравитационный коллапс.
я больше не вижу тебя,
оттого ли, что свет
не может покинуть тебя, и ты невидим для глаз.
я больше не вижу тебя на вселенском пиру,
там, высоко.
остыв и в потоках нейтрино уплыв
останки твои
участвовать будут в создании новых планет.
тебя больше нет,
и в том месте, где ты была,
малярщик, взобравшись на лестницу, замазывает дыру.
мне же стало легко,
легко.

Старинная городская песенка

Россия, Лета, Лорелея.

О. Мандельштам
тёмное море, наплывающее на
город, отступающий по кромке дня.
когда он преломлен в чёрном глянце,
в гардеробных зеркалах отражается затменное Солнце.
а позади него из дуршлага веретено ветров,
оловянной Луны медикаментозное колесо —
зеркальце, в нём лицо златокудрой Европы,
нестерпимая красота, пустота и всё.
в розгах ливня, исхлеставшего пальто её,
измочившего берет, поставившего на панель,
когда наносит она румяна на скулы щёк,
вдова офицера, нищенка Лорелей.
запотеет ли зеркальце, приложенное к устам,
когда она в лодке плывёт по огромной серой реке,
проступает планеты похоть и нагота,
на берегах громоздятся дворцы и особняки,
все прекрасно-жестоки, в дорическом войске колонн,
в своих портиках и пилястрах стоят повдоль,
ничей и торжественный в центре зияет трон,
и сияет норд, дальний фронт, ледяная боль.
чёрную нефть бережёт бредовый гранит,
имперский циркуль осточертел дотла,
и музы́ка безжизненных сфер планетарно гремит,
пока пустая Вселенная смотрится в зеркала,
и планеты, дворцы и солдаты выстроились в парад,
машинерия неба, геометрия площадей,
и пройдя через строй планет, дворцов и солдат
на себя глядит красавица Лорелей.

«серого озера мреет гладь…»

серого озера мреет гладь
муторно бежит ветерок по траве
ноябрьский лес из болота растёт
между стволов как руны туман
частокол зубьев стволов слом
бурелом дреколье тревожный сон
страшно заиньке спать под кустом
страшно белочке спать в дупле
страшно лисёнку спать в норе
страшно рысёнку спать на суку
оттого что никто не придёт
не войдёт в комнату не зажжёт свет
не стряхнёт с мёртвых листьев снег
не подстелит соломку в дупло
не подложит подушку в нору
не отведёт прицел
только бежит ветерок по траве
только озера мреет гладь
только бы спать до весны
баю-баиньки по голове
поскорее меня погладь
спи мой прекрасный усни

«В свой день рожденья вещь должна принести дары…»

В свой день рожденья вещь должна принести дары
этому дню, который закончится, как докажет её вину.
Она делает торт, устраивает пир, и
каждому гостю этого дня дарит какую-нибудь херовину.
И какой-то двурушник в день рождения вещи единственной среди всех
споёт песнь, созидающую, как слёзы, отрицающую, как смех,
что звучит, ночь пряча, ночь проча,
день для,
но в нём, как тот торт,
делят ножички ночи
дань дня.

Мнимый свет в умноженном лесу

Зеркало-Эхо № 1:
Пеночки в светлом лесу жёлтые груши клевали,

стр.

Похожие книги