Флинт не Беккерсгоф — он сам интересовался разного рода древностями и редкостями и к тому же занимал пост секретаря научного общества крепости Гибралтар. Так что, пожалуй, в любом случае, если бы даже череп не отличался звериными чертами, лейтенант поднял бы его и присоединил к коллекции общества. Однако, с другой стороны, очевидно, что Флинт не Фульротт. Во всяком случае, сообщение, которое он сделал о находке на очередном заседании любителей науки крепости Гибралтар, сенсации не произвело — череп как череп, мало ли их находят в земле? Очевидно, и в зале не нашлось человека с воображением Шафгаузена. Так что дело завершилось прозаически: Флинт, не подозревая, какую ценность вручила ему в руки судьба, запаковал череп и уложил «экспонат» в один из ящиков, где хранились коллекции Гибралтарского научного общества. Так и пролежал он в хранилище местного музея 14 лет, пока в крепость не заехал Баск, который занимался поисками костных останков животных ледникового времени. В районе знаменитой скалы гость провел полевые работы, а кроме того, старательно проработал коллекции хранилища музея. В 1862 году он отправил в Англию закупленные им наиболее ценные экспонаты, в том числе череп, на этикетке которого написал всего одно слово: Homo.
В докладе, прочитанном в 1864 году на конгрессе Британской ассоциации наук в Норвиче, Баск заявил, что гибралтарский череп принадлежал человеку неизвестной расы. Судя по всему, он близок неандертальцу и потому позволяет полнее представить особенности строения черепа троглодита — у него сохранились лицевая часть, затылок и база. Объем мозга составляет 1200–1296 кубических сантиметров.
Выводы Баска не показались участникам конгресса убедительными. Ведь, как и Фульротт девятью годами раньше, он не мог сказать ничего определенного относительно главного — какой эпохой следует датировать находку. Правда, Баску удалось собрать в районе Гибралтарской скалы кости вымерших животных ледниковой эпохи, но он геолог и сознавал слабость своей позиции — ведь останки фауны найдены вне пещеры, а лейтенант Флинт не заметил, а вероятнее всего, просто не подумал собрать кости животных, которые, возможно, откопали вместе с черепом. Туман сомнений не рассеивался, хотя, судя по всему, наступало новое время. К тому же русские войска не высаживались у скалы Гибралтар, и раненый казак не мог заползти в пещеру, где теперь располагался карьер Форбес! Доклад Баска привлек внимание анатомов. Когда он в 1869 году подарил череп из Гибралтара королевскому колледжу хирургов, то его изучением занялся сначала Хью Фальконер, а затем с особым пристрастием и вниманием — французский антрополог Поль Брока. Вскоре стало ясно, что от находки Флинта не отделаешься шутками. Фальконер пришел к заключению, что череп принадлежит представителю вымершей расы. Поэтому он предложил выделить еще один вид первобытного человека помимо неандертальского, назвав его «человек гибралтарский».
Итак, к началу 70-х годов у homo sapiens обнаружилось сразу два предполагаемых предка — неандерталец и гибралтарец, причем не исключалась возможность, что оба они представляют сходную разновидность древнейших людей, которую по праву первооткрывателя следовало бы назвать одним именем — неандертальцы.
А тем временем подоспели новые, поразительные по неожиданности удачи. В 1856 году знаменитый бельгийский геолог Е. Дюпон начал раскопки пещеры Троу де ла Нолетт на левом берегу реки Лэйзи около города Динанта. И там, в грунтовых слоях, где часто встречались примитивные каменные орудия и кости давно вымерших животных, ему посчастливилось обнаружить клык, локтевую кость и большой обломок нижней человеческой челюсти, лишенной зубов. Последняя находка возбудила не меньше страстных споров и противоречивых откликов, чем в свое время открытие черепа в гроте Фельдгофер.
Когда челюсть попала в руки антропологов, ее броские анатомические особенности произвели сильное впечатление. Она была непривычно больших размеров, значительной массивности и обладала необыкновенно грубым рельефом, который ярко характеризовал исключительный по мощи жевательный аппарат человекообразного существа, хозяина пещеры. Такой челюстью, как на гранитных жерновах, можно было перемалывать не просто грубую пищу, но, пожалуй, и кости. Не ее ли зубы раздробили те из них, что встречались в слое вместе с каменными орудиями? Вряд ли следовало удивляться подобным мыслям — альвеолы, гнезда для зубов, особенно те из них, в которых некогда размещались коренные, были просто огромных размеров. Можно представить, какие зубы удерживала челюсть!