Пластилиновые подняли своего бывшего вожака и под присмотром Братьев потащили. Чернобородый, кое-как оклемавшись, хромал сзади. Теперь, если он согласится копать Дикому могилу, жить ему среди своих дворняжкой; если не согласится — и того хуже…
Место выбрали — захочешь, не придумаешь: могилу председателя какого-то спортобщества. Хотя отчего же: Дикий в своем роде был замечательным спортсменом, будут теперь вдвоем, не скучно. Отец сам заставил чернобородого взять лопату.
Дело было кончено в полчаса. Но и без того потеряли уйму времени. Едва последний пластилиновый, завершив отсыпку холмика, выпрямился, Братья, не говоря ни слова, двинулись по узким извилистым ложбинкам меж могил к часовне.
Часовня стояла в дальнем углу кладбища и была местом, куда люди и в дневное время не ходят. Ночами же сюда не осмеливались соваться даже пластилиновые.
Пан с «прихожей» — приверженцами, пока не окончательно принятыми — были уже на месте. Должно быть, они только что пришли: стояли на площадке перед часовней еще гуськом, не сойдясь в толпу. Пан, в черном плаще с белым подбоем и высоких сапогах, молча прохаживался под стеной часовни. Его голова отбрасывала от факела, пылающего рядом, круглую красную тень.
Дьякон запахнулся — что-то как бы потянуло сыростью. На нем тоже сапоги и плащ, в стычке с пластилиновыми, к счастью, почти не пострадавший. Плащ с зеленым подбоем. Он четвертый среди Братьев после Отца, Пана и Котиса. Но — скучно сегодня Дьякону. И отчего ему сегодня так скучно?
Приплод!.. За историей с Диким он совсем забыл об этом. Пан, Котис, Ерофей, Мара, Хамеол или он, Дьякон. Сегодня после мессы выяснится, кто именно.
Место, где стояла часовня, когда-то находилось за пределами кладбища, в лесу, и вокруг остались огромные ели и лиственницы. Сейчас озаренное нервным, странно раскачивающимся пламенем факела пространство около часовни походило на объятый пожаром храм. Братья, боковой тропинкой степенно войдя в этот храм, присоединились к «прихожей», не смешиваясь однако с пей.
Многих Дьякон уже знал. Вот поп-расстрига, в свое время обрюхативший не одну богомолку. Вдвое старше почти любого из них, он мстил выпнувшей его церкви с увлечением семнадцатилетнего. Случалось, хулиганил и с монашками, а священнику Алексею выбил однажды зуб. Сейчас он шептал что-то соседке, ведьме с распущенными желтыми волосами, и глазки его посверкивали. А вот татуированный сирота Сережа двадцати двух лет. В свое время он не поладил с паханом, когда-то в доисторическую эпоху поступившим по-свински и с Отцом, и когда пахан вышел за ворота, порезал его. Вообще-то, уголовных не брали, но Сережу от подручных пахана защитили, и он с тех пор соблюдал законы Братьев свято. Как и его сосед, школьный отличник Савельев, расплевавшийся с родителем, который вдруг полюбил политику так горячо, что баллотировался на выборах.
Дьякон, неприметно оглядывая собравшихся, вдруг услышал стонущий крик сбитого им на землю пластилинового, на мгновение мелькнула финка в груди хрипящего Дикого. Он провел рукой по вискам — и все пропало. Странно, что не болело ухо, задетое пластилиновым. Должно быть, тут ЕГО метка, она и снимает боль.
Внезапно в дверях часовни появился Отец. Его белый плащ кроваво переливался в свете факела. В проеме незастекленного окна над его головой качнулся и замер блестящий металлический шар. По бокам площадки вспыхнуло еще несколько факелов, и толпа, словно по сигналу, замерла.
Отец взмахнул большим черным вымпелом, конец которого был зажат в его руке. Внезапно где-то за часовней ухнула сова, и ее протяжный глухо-жестяной голос странно оцепенил Дьякона. Он недвижными, широко открытыми глазами уставился на Отца, поднявшегося на каменное возвышение возле часовни. Теперь его голова была точно под металлическим шаром, резко, ярко пылавшим в свете факелов. Отец вскинул подбородок и пронзительным, завораживающим взглядом посмотрел на паству. Неясный шорох прокатился по рядам, лица напряглись, будто сошло на толпу некое вдохновение.
— Братья! — крикнул Отец, выбрасывая руку с вымпелом над головой. — Освободим наши души! Прочь мораль глупцов и ублюдков! Новая жизнь может быть построена лишь на отрицании старой. Железный дух спасет нас, железный дух! Освободимся, чтобы сбросить власть лицемеров…
