— хочешь, чтобы другой уважал твое мнение и твой вкус? Хочешь. Найди в себе мужество уважать его мнение и его вкус;
— хочешь, чтобы другой уважал тебя? Хочешь. Уважай его. Ведь каждый человек достоин уважения: априорно, доопытно, изначально — уже просто потому, что он — человек. И он будет достоин уважения до тех пор, пока своими действиями или своим бездействием не начнет доказывать обратного.
Кредоже подлеца — «Я ВСЕГДА ГОТОВ делать другому то, чего не хотел бы, чтобы другой делал мне!» — фактически гласит о том, что другой обязанпризнавать и соблюдать мои права и мои свободы; другой долженсчитаться с моими взглядами и моими представлениями; от другого требуетсянепреложно уважать мое мнение, мой вкус и меня самого. При этом я другомуничего не должен, я ему ничем не обязан, и от меня не требуется по отношению к другомуничего: всем, кому я должен, я прощаю.
Если Конфуций, евангельский Матфей, Хуан Луис Вивес, Иммануил Кант и Бернард Шоу исходят из того, что другой — это такой же, как я, только — другой, то для подлеца другой — это жалкая пародия на меня, и, соответственно, он — в отличие от меня — заслуживает жалкой участи.
В непрекращающейся битве: зла против Добра; подлости, совокупившейся с глупостью, против Разума и Совести — мутант-гибрид тирана с подлецом вместе с примкнувшими к нему благочестивой глупостью и инфантильной наивностью находятся по одну сторону баррикады.
Конфуций, евангельский Матфей, Хуан Луис Вивес, Иммануил Кант и Бернард Шоу — при всех различиях между их позициями — по другую.
Битва продолжается.
«Человек — единственный в мире, кто страдает так сильно, что вынужден был изобрести смех».
Фридрих Ницше
Эразм Роттердамский (он же — Герхард Герхардс. — Б. П., Е. П.) жил в страшное время: «Horribile dictum. Horribile audity. Horribile visu». — «Страшно сказать. Страшно услышать. Страшно увидеть».
Бояться было чего. «Все нельзя! Нельзя вести суетные разговоры, нельзя в мудрствованиях проявлять безбожное любопытство, искать истину за пределами катехизиса, нельзя жить по своему разумению! Все нельзя» [117, с. 93].
Один из лучших друзей Дезидерия (Эразма из Роттердама) Хуан Луис Вивес в своем письме ему (от 10 мая 1534 г.) с горечью отчаяния признался: «Мы живем в столь тяжелое время, когда опасно и говорить, и молчать» [117, с. 252–253], — ведь, согласно «Edict de la fe» («Эдикту о вере», подписанному главой католической церкви в 1525 г.) каждый был обязан доносить на любого, кто мог быть заподозрен в ереси. Аминь.
«Как бы страшась зимы холодной,
Людей сжигали, как дрова».
Х. Л. Вивес [124, с. 187]
Человек не может постоянно жить в страхе. Страх подавляет волю, угнетает разум, заставляет забывать о чести и совести. Человек, находящийся в постоянном состоянии страха, перестает быть человеком. Или перестает жить.
Страшно бывает всем: и трусам, и героям.
Герой — не тот, кто ничего не боится, а тот, кто может преодолевать свой страх.
Героями, как, собственно, и подлецами, не рождаются. Героями, как и подлецами, становятся.
Героями восхищаются. Героев ненавидят. Героев боятся.
Для одних герой — идеал: для тех, кто сам хотел бы научиться превозмогать свой страх.
Для других герой — препятствие в достижении их собственных, подлых целей.
Для третьих герой — угроза их собственному, уже построенному ими на своей подлости и на чужой глупости и на чужом страхе, благополучию.
Само название главного детища Эразма Роттердамского — «Похвальное слово глупости» (чаще переводится как «Похвала глупости») содержит в себе не просто насмешку, а издевку над «святая святых», над «священной коровой», являющейся по совместительству еще и дойной для господствующих подлецов. Ведь благопристойная глупость, слепая доверчивость, инфантильная наивность и панический страх — лишь разные соски одного и того же вымени одной и той же дойной коровы: рабской покорности, приносящей господствующей и процветающей подлости баснословные барыши.
Издеваться над глупостью — значит подрывать устои такого «миропорядка», в котором «стабильный социальный мир» и «устойчивый порядок» обеспечиваются за счет
