Не продадим нашу любимую Бразилию!
Кто хочет, может записываться в Комитет Спасения Бразилии под руководством истинного патриота и коммуниста (партбилет No 17892048) Мартина Бормана!"
" Что такое партбилет? ", - подумал пастор Шлаг. - " И что об этом подумает сам Штирлиц? "
Из окна с воплем о глубоком недовольстве вылетел Борман, приземлившись рядом с раздумывающим пастором Шлагом.
- Черт, - плачущим голосом капризного ребенка сказал он. Пастор перекрестился. - Противный Штирлиц! Что ему за охота драться каждый день?
- Это верно, - неуверенно протянул пастор, оглядываясь по сторонам. Он знал, что со Штирлицем шутки плохи. - А скажи мне, Борман, что это за Комитет Спасения Бразилии? Борман забеспокоился. Он не знал, сразу ли Шлаг все расскажет Штирлицу, или же чуть погодя.
- Пойдем отсюда, - сказал он, зная, что Штирлиц, несмотря даже на то, что сейчас он громко храпит, может все подслушать и потом поставить под глазом несколько синяков. Они собрали бумажки в чемодан и ушли.
Едва два товарища по несчастью - Шлаг и Борман - исчезли за кустами, из за ближайшего кактуса вылез Мюллер в панамке, но с хлыстом и в кирзовых сапогах. Он, конечно же, все слышал и видел. Подойдя к торчащей из-под ветки какого-то экзотического растения бумажке, он осторожно вынул ее и прочитал.
Мастер по государственным переворотам и заговорам сразу же понял, что к чему и привычно оценил силы сторон. С одной стороны были Борман со своими веревочками и пастор с удочкой, а с другой - мощный кулак Штирлица. Мюллер загнул три пальца на левой руке, два на правой, высморкался и полез в окно к Штирлицу.
***
Штирлиц лежал на кровати, держа в одной руке газету "Советская Бразилия", а в другой - банку тушенки и делал вид, что спит. Мюллер осторожно снял сапоги и на четвереньках пополз к столу, на котором в форме пятиконечной звезды были расставлены бутылки с водкой. Вытащив одну бутылку из верхнего левого луча звезды, Мюллер запустил острые зубы в пробку и с хлопком откупорил непослушную посудину. Глотнув из горлышка, он почувствовал себя гораздо лучше и рыгнул. От знакомого звука Штирлиц очнулся от мыслей о тушенке и сале и открыл один глаз. В углу комнаты Мюллер пил водку из его запасов. - Чего ты там копошишься? Штирлиц недовольно заворочался и со скрежетом почесал ногу.
- Беда, Штирлиц, заговор... - Мюллер набил рот бутербродом с ливерной колбасой и показал Штирлицу листовку Бормана.
- Так что же, заговор плетет Борман? - Штирлиц был о нем худшего мнения. Мюллер утвердительно закачал головой и отправил в рот второй бутерброд.
- Чхал я на его заговор, - сказал Штирлиц, отобрал третий бутерброд и бросил Мюллера в окно.
Приземлившись в уже знакомой им всем клумбе, Мюллер чихнул и обиженно протянул:
- Никто меня не любит... И по голове меня, и картошку чистить меня...
Он поправил панамку, с любовью отцепил от нее налипший репей и поплелся в ту сторону, куда ушли Борман и пастор Шлаг. Напрасно Штирлиц так пренебрежительно относился к козням мелкого пакостника. Борман разбросал свои листовки по всей колонии Третьего Рейха, и к вечеру около его жилища собралась толпа равнодушных негров послушать очередного революционера. В прошлый раз революционер понравился только каннибалам с прибрежных островов. Они его и съели.
- Друзья мои! - Борман, стоя на импровизированной трибуне, размахивал испачканным носовым платком и делал как можно более приветливое лицо.
Негры смотрели на него как можно более равнодушней и дали тем самым понять, что тамбовские волки Борману друзья.
Борман надрывался, обещал, угрожал, но равнодушное население порабощенной Бразилии отнеслось к нему с непониманием.
Борман бросил платок на запыленную землю, плюнул и спустился с трибуны.
Делу решил помочь пастор Шлаг. Задрав ногу, он забрался на трибуну и сказал, не надеясь, впрочем, что найдет понимание:
- Кто женщину хочет?
Негры оживленно вскочили и зарычали. Пастор подумал, что сказал что-то неправильное, и попытался улизнуть, но его поймали.
- Где она? - нетерпеливо спросил толстый бородатый мулат, поигрывая остро отточенным мачете и переливающимися бицепсами.
