— Достаточно и того, что ты вернулся, Эйрик. Это будет красноречивее всяких слов.
В Эйрике Рыжем угадывалась необыкновенная сила. Это был человек больше шести футов ростом, с округлыми, как гладкие скалы, плечами и такой широкой грудью, что стягивавшая ее оленья куртка, на которой Рагнар Кузнец расположил сотни металлических кружков, похожих на чешуйки большой рыбы, казалось, вот-вот должна была лопнуть по швам. От колен до щиколоток шерстяные штаны были защищены тюленьими крагами. На викинге были сапоги из кожи задних ног вола, сшитой таким образом, что копыто служило каблуком, предохраняя моряка от скольжения на палубе. На поясе висел кинжал с узким клинком и рукояткой, инкрустированной ракушками. Рукава куртки, закатанные выше локтя и заколотые костяными булавками, открывали волосатые, с выпуклыми мышцами руки, похожие на ветви дуба, которыми размахивают могучие ветры на плоскогорьях Финмарка>2.
Холодная решимость его взгляда внушала уважение. Голубые глаза под дугами косматых рыжих бровей освещали все его лицо каким-то особым блеском, подчеркивая резкие скулы, тяжелые челюсти, мощный подбородок. Лицо это словно высечено было из непокорного гранита рукою смелого скульптора, который обработал его лишь вчерне, пренебрегая мелкими деталями. Широкий лоб, крупный нос, решительные губы, глубокие складки на щеках от глаз до подбородка — все выражало в нем твердую, властную, непреклонную волю. Тот, на ком хоть раз останавливался этот пристальный взгляд, никогда уже не мог забыть Эйрика Рыжего.
Бьярни Турлусон был скроен на тот же лад, но на голову ниже Эйрика. Волосы, собранные и стянутые на затылке узким ремешком, свободно ложились на плечи. На его подвижном лице, как в зеркале, отражалось все, что было на сердце, а веселая беспечность, искрившаяся в глазах, смягчала суровость, свойственную всем мореплавателям.
— Эйрарбакки!.. — тихо произнес Бьярни. — Мой брат Вальтьоф, наверно, потерял покой и сон с тех пор, как мы оставили родные места. Он питал к тебе большое уважение, Эйрик, но, когда я последовал за тобой, гневу его не было границ. «Ты идешь против закона. Бьярни, против закона! Альтинг изгнал Эйрика, потому что никто не может покинуть Исландию без разрешения судей. Ты пошел против закона, и закон обернется против тебя». Вальтьоф человек мудрый. С него достаточно и родных горизонтов, и он гордится лугами Окадаля.
Эйрик положил руку на плечо друга.
— А все же, что бы ты ни говорил, я буду просить твоего брата Вальтьофа отправиться с нами на новую землю. Человек он благоразумный и, я уверен, не откажется нас сопровождать.
— Как бы не так! Да он никогда не покинет своих земель, своей фермы в Окадале, своих хлевов и скота, своих сыновей и рабоз, своего корабля и запасов ячменя.
— Да ему ничего и не придется покидать, кроме дома и пастбища. Сыновья и рабы последуют за ним на новую землю. Он поплывет туда на своем корабле и захватит с собой все свои богатства. Этой ночью я много раздумывал, Бьярни. Мы не имеем права брать себе всю огромную землю, что открыли за шхерами Гунбьерна. Эта новая страна должна расширить владения викингов. На южных склонах там прекрасные пастбища. Мы создадим новые поселения, и для этого надо, чтобы за нами последовали десятки исландских семейств. У нас будут десятки кораблей и десятки ферм. Это будет продолжением великого похода викингов на Западное море. Мы посеем ячмень и посадим капусту, а рыбы в тех местах такое множество, что ничего подобного не увидишь в водах наших фьордов. Оба лагеря, которые мы уже наметили, со временем превратятся в такие же, как Нидарос на Гебридских островах… А потом… потом, Бьярни, мы поднимем паруса и пойдем дальше, дальше, дальше, может быть — прямо на солнце!.. — И он решительно сплюнул в бурлящее море. — Но не это я им скажу, Бьярни. Викинги в Исландии давно разучились понимать язык моряков. Я буду говорить с ними на языке земледельцев, так чтобы они меня поняли. И, клянусь, мне это удастся. Тором и Гердой клянусь, нашими великими богами…
Он проговорил это глухо и печально. Две глубокие складки на его лице выступили еще резче.