- Я предпочитаю слушать стоя. - Кассандра подошла к окну, гордо вскинув голову. Лицо ее было бледно, губы решительно сжаты.
Найджела восхищала ее храбрость. Как она, наверное, испугалась, узнав сегодня, за кого вышла замуж!.. И все же не показывает, что ей страшно, напротив, бросает ему вызов. Но он позвал сюда Кассандру, чтобы кое-что обсудить.
- Присаживайтесь, миледи, - повторил Найджел. - Помедлив, она опустилась в кресло у камина и подняла глаза на мужа.
- Кассандра, - начал он, - жизнь надо принимать такой, какая она есть. Никому из нас не дано вернуться в прошлое - даже на один день! - и изменить его. У меня произошла ссора с твоим отцом, но он взял верх в нашем споре, хотя последнее слово осталось за мной. Кедлстон принадлежит мне. Ты моя жена. Вы, миледи, замужем за человеком, одержавшим победу над своим противником. Твой муж - бывший каторжник, осужденный за преступление и наказанный так, что шрамы останутся у него на теле до самой смерти. Такова жизнь, и от этого никуда не деться.
- Да, - промолвила Кассандра. - Прибавьте к этому и то, что ваша жена будет ненавидеть и презирать вас до самой смерти.
- Наш брак необходимо сохранить, Кассандра, несмотря на те чувства, которые ты питаешь ко мне. За несколько истекших недель мы убедились, что прекрасно подходим друг другу как деловые партнеры и вполне прилично (и даже более чем прилично) ведем себя на людях. Мы убедились - в первую брачную ночь и сегодня, - что и с интимными отношениями у нас все в порядке.
- Это всего лишь похоть, - возразила она, вспыхнув до корней волос.
- Похоть - часть семейной жизни. В ней нет ничего противоестественного. Похоть связывает двух людей и дарит им наслаждение. Благодаря этому на свет появляются дети.
Кассандра не нашлась что сказать на это и только молча приподняла подбородок.
- С сегодняшней ночи мы снова будем спать вместе, - продолжал Найджел.
Презрительная усмешка искривила ее губы.
- Я и не надеялась, что могу рассчитывать на твою порядочность в этом вопросе. Ты обещал, что больше не войдешь в мою комнату без разрешения. Сегодня я имела неосторожность дать тебе это разрешение. Но сейчас я снова говорю "нет". Впрочем, что это изменит? Господин повелевает, и мне остается лишь беспрекословно повиноваться.
Ему вдруг вспомнилась улыбчивая, жизнерадостная девушка, которая вышла к нему в алую гостиную в первый день их знакомства, пригласила к себе на бал и предложила погостить у нее в доме - тогда она считала этот дом своим. "И вот какую перемену я совершил в ней, - думал Найджел, глядя в замкнутое, надменное лицо жены. - Но разве я принуждаю ее?"
- Я обещал не вторгаться в ваши апартаменты, миледи, и сдержу свое слово. Но я не обещал вам не предъявлять супружеских прав. Ваше тело принадлежит мне, как и мое - вам. Мы будем обладать друг другом в моей постели.
- В таком случае я предпочла бы запереться в своих комнатах и остаться там до конца моих дней. Позвольте мне удалиться в мою гардеробную и приготовиться, милорд? Надеюсь, вы верите, что я выйду к вам? - Она слегка улыбнулась, но глаза ее смотрели все так же пристально и сурово.
- Да, - ответил Найджел. - Потому что ты боишься меня, Кассандра. Боишься того, что я сделаю с тобой, когда ты выйдешь ко мне.
- Почему я должна бояться тебя? - Она презрительно усмехнулась.
- Потому что мои шрамы будут постоянно напоминать тебе, через какой ад я прошел. И ты станешь спрашивать себя, как мне удалось выжить в таких нечеловеческих условиях и выдержать такую жестокость. И решишь, что я неминуемо должен был стать таким же жестоким и бессердечным, как и мои мучители. Ты подумаешь, что во мне умерло все человеческое и я без труда смогу сломить непокорную жену.
На мгновение в ее глазах отразился тот внутренний страх, который она скрывала весь вечер под маской неуемного веселья. Но только на мгновение. И кто бы мог подумать, что за ослепительными улыбками и красотой скрываются такая твердость характера и сила духа?
- Как тебе удалось выжить? - выдохнула Кассандра.
- Я был слишком упрям, чтобы позволить себе умереть! А кроме того, имел цель, которую мне предстояло исполнить по возвращении. И я постоянно напоминал себе об этом, когда становилось особенно тяжело и смерть казалась избавлением от страданий.
